Протоиерей лежал, укрытый белоснежной простыней по самую огненно-рыжую бороду и опутанный трубками и проводами, точно добыча гигантского спрута-людоеда; половину его лица скрывала прозрачная кислородная маска. Кроме им уже знакомого священника, в палате находился еще пожилой мужчина в халате — по всей видимости, врач, а по обе стороны от изголовья больного ангелами-хранителями застыли две не то монашки, не то медсестры. Заметив вошедших, Серафим, не подымая головы, выпростал одну руку из-под простыни и слабо помахал ею в пропахшем медикаментами воздухе.
— Оставьте нас, — распорядился он тихим, властным голосом, стянув маску.
Доктор, прежде чем выйти, подошел к Хватко с Костромировым и прошептал, что в их распоряжении не более четверти часа — утомлять пациента нельзя, состояние-де сложное. Когда все, кроме следователя и профессора, покинули палату, протоиерей обратил бледное лицо на посетителей.
— Здравствуйте, ваше высокопреподобие, — первым прервал молчание Горислав, — вы хотели нас видеть? Я…
— Не утруждайтесь понапрасну, — перебил их Серафим, — времени у нас мало, а кто вы, мне и так ведомо…
— Но, кажется, ни я, ни следователь Вадим Вадимович Хватко не имели чести…
— Да, я не принял вас в прошлый раз, — вздохнул первосвященник; чувствовалось, что в силу телесной немощи или по иной причине, но разговор этот дается ему с трудом, — а теперь вот сам позвал… Обстоятельства изменились: сейчас вы уже почти все знаете… а я знаю, что вы знаете, потому что… грешен — незримо наблюдал за вами все это время. Не самолично, разумеется. А теперь, когда благодаря вам был выявлен истинный истребитель моих братьев во ордене…
— Ого! — вмешался Хватко. — Вы и про Пеклова уже знаете?
— Один из охранников Прошина — член близкой нам молодежной организации…
— ПЮНШ? — догадался следователь.
— Верно… Но хватит о пустом, мой врач наверняка ограничил вас во времени. Так что говорить буду я, а вы внемлите… все вопросы после… Вот… готовят меня к операции, к шунтированию. По грехам и награда. Операции мне не пережить, знаю… А потому не хочу, чтобы здесь, в тварном мире, по мне осталась слава как о душегубце каком…
Протоирей прикрыл рот и нос маской, подышал и, переведя дух, продолжил: