Искатель. 2009. Выпуск №5

Патрон говорил, а я думал о Любе. Он говорил, а я думал. И вдруг… Решение пришло в один миг. Простое решение всех проблем: Президента (правильнее — России) — с браконьерами Охотского моря, Любы — с китами, и моих — с законной супругой. Клаустрофобия, боязнь замкнутого пространства — вот что сводит с ума китов и китят. Ну что такое двенадцать морских миль между берегом и ультразвуковым барьером, ограничивающим акваторию проживания огромных животных. Охотское море, огромное, спокойное, чистое отбраконь-еров-хищников, вот что надо для успеха эксперимента. Но почему только китов? Превратить Охотское море в питомник, инкубатор разведения промысловых рыб, да и вообще всей флоры и фауны моря. Добиться этого статуса на уровне ООН, запретить не только рыбную ловлю и охоту, но и само появление посторонних судов. С охраной справимся, нам бы от бесконечных судебных тяжб отбиться. Не об этом ли говорил Президент?

Он выслушал предложение, напряженно вглядываясь в мое лицо.

Молчал, размышляя.

Не убедил?

Я заволновался.

И вдруг он сказал:

— Мы бросим Курилы на это дело. И Камчатку… Решим проблему с самураями. Выгоним всех прочь из Охотского моря. Отличное предложение, Гладышев! Просто великолепное! Молодец! Не понял меня? Мы отдадим под юрисдикцию ООН Камчатку, Курилы и Охотское море. Пусть себе. Не важно, кто владеет — гораздо важнее, кто разрабатывает. Мы бросим на проект все имеющиеся ресурсы — если потребуется — и завладеем контрольным пакетом. Только все надо просчитать и не промахнуться — слышишь, Гладышев? Нам нельзя ошибиться: потомки нам не простят, если мы бездарно профукаем наши земли.

Чуть позже:

— В шахматы играешь? Гамбит это называется, Гладышев, — пожертвовать малым, чтобы выиграть всю партию. А мы ее должны выиграть.

Я был уже в дверях.

— Ты, Гладышев, за Любовь Александровну не беспокойся, она будет президентом новой международной компании. Лично я другой кандидатуры не вижу.

Тема увлекла Билли тоже. Он работал, как мне показалось, с большим, чем обычно, энтузиазмом.

Президент звонил каждый день, вносил поправки, потом отменял.

Хотел сделать Любе сюрприз, но вскоре понял, что зря держу ее в неведении: совет такого специалиста был бы не лишним. Позвонил, рассказал. Скинул по электронке проект готовящегося доклада. И правильно сделал. Любочка быстро врубилась, что к чему, и включилась в разработку доклада.

Когда он был готов, мы с Билли стали вычислять возможных оппонентов и их реакцию. Эти прогнозы Президент не подвергал сомнению и внимательно изучал. Вероятность ожидаемого успеха операции «Гамбит» колебалась около числа 67. Патрон считал, что процент не убедителен, а риск велик — ведь мы бросали на игровой стол исконные русские земли. Правда, к этому времени ни на Курилах, ни на Камчатке не осталось населения в прямом понимании этого слова — сплошь сотрудники компаний и члены их семей.

Мы пробовали усилить некоторые пункты в докладе, что-то подчистили, что-то добавили, но стало только хуже — вероятность успеха упала ниже 67 процентов и больше уже не стремилась вверх, как мы ни бились. Наши сомнения, должно быть, незримо присутствовали в тексте, который мы знали почти наизусть.

Грозил тупик.

Решение нашел Президент. Кардинальное решение. Он позвонил и сказал, что доклад должна читать Люба. Все ждут Президента России, а выступит президент компании, осваивающей новые технологии в этом регионе. Это будет шок для политиков. Это будет интересно всему миру.

Билли за одну ночь переделал доклад.

Изменился стиль, изменился темперамент, структура предложений и самого текста. Сохранились цифры и резюме. Билли постарался для своей любимицы — индикатор вероятности успеха подскочил до 82 целых и скольких-то там десятых. С этим уже можно было отправляться в Нью-Йорк.

Люба прилетела в Москву и остановилась в Президент-отеле.

Я выслал ей букет белых роз, но на встречу не пошел — дулся за холодный прием на Итурупе. Дулся три дня, а могли бы сходить куда-нибудь — вся столица к нашим услугам. На третий день мы встретились в терминале аэропорта. Патрон пожал ей руку и улыбнулся ободряюще: два президента — равный с равным. А я кто — советник, челядь, прислуга. Робко жался в последних рядах. Но вот настала и моя очередь. Стою и смотрю в ее улыбающиеся глаза. Смотрю и молчу. И Люба молчит. Чувствую — минута критическая. Сейчас она скажет мне: «Ну что, Гладышев, вот и пришел конец нашему супружеству. Будь счастлив, многоженец».

Молчу, жду.

Люба подставила мне щечку для поцелуя, а потом взяла под руку, и мы вместе прошли в самолет.

Люба выступила на сессии ООН? Она была безупречна как докладчик, прекрасна как женщина, ну а сам доклад я знал наизусть. Не знал, как относиться к ней — как к своей жене или как к бывшей своей жене. Эта неопределенность злила и заставляла ревновать Любу ко всему свету. Вот такие чувства переполняли в сей судьбоносный момент.

А прения шли согласно прогнозам. Наши друзья нас бодренько поддержали. Противники проекта оказались не готовы к критике. Их детский лепет в основном сводился к следующей фразе: