— Мне нужно найти убийцу. Человека. Если произошло убийство. Или доказать, что это был несчастный случай. Убийцы-человека нет, и не смотрите на меня таким взглядом. Несчастный случай? Хорошо, что процесс остановился, и больше кукол не будет. Могу представить, что произошло бы, останься Альтерман в живых.
— А я не могу. — Вайншток встал и распахнул дверь в коридор. Ему не хватало воздуха.
В двери возникла Мария, бросила взгляд на мужа, прошла к плите и, обернувшись, сказала:
— Идите в гостиную, мне надо заняться ужином.
— Может, завтраком? — иронически произнес Вайншток. — Скажешь тоже, Маша… Два часа ночи. Я думал, ты давно спишь.
— Ужином, — упрямо повторила Мария. — Какая разница, сколько сейчас времени? Ты хочешь сказать, что не проголодался?
У Берковича засосало в желудке. Пожалуй, он съел бы бутерброд.
— Идите, — потребовала Мария. — Я принесу кофе и тосты.
В гостиной были раскрыты окна, и свежий ночной ветерок неслышно бродил между кресел, касался щек и пытался взъерошить волосы.
— Помните детскую сказку о котелке с кашей? — сказал Беркович. — Смерть Альтермана, похоже, спасла нас от катаклизма, который мир, возможно, не пережил бы.
— Ну… — протянул Вайншток, но Беркович понимал, что физик согласен с его словами.
Мария принесла и поставила на журнальный столик поднос с чашками, она и для себя приготовила, давая понять, что больше не оставит мужа наедине с полицейским. Беркович пошел вслед за ней на кухню и принес чайник, в котором закипела вода, а Мария взяла другой поднос — с тостами, и Берковичу захотелось немедленно откусить большой кусок.
— Я поеду, — сказал он, усмиряя зов плоти; — Наташа, я уверен, не спит и не звонит, чтобы не мешать работать.
— Вы не хотите перекусить… — разочарованно сказала. Мария.
— Доброй ночи, — попрощался с ней Беркович. — Вашему мужу ничто не угрожает, можете быть за него спокойны.
Беркович разулся, надел тапочки и неслышно, как ему показалось, прошел на кухню, чтобы сделать себе бутерброд с колбасой и выпить чашку некрепкого чая. Наташа сидела за столом, прижимая к животу книгу, которую она, видимо, читала, когда услышала звук повернувшегося в замке ключа.
— Засада? — улыбнулся Беркович, поцеловал жену в губы и отобрал книгу.
— О господи… — сказал он. Это было ивритское издание «Пиноккио» с картинками, способными напугать и взрослого.
— Арик не любит, когда я ему читаю по-русски, — пожаловалась Наташа. — А на иврите приходится тренироваться.
— Тлетворное влияние детского сада, — пробормотал Беркович. — Чай будешь?
— Уже пила. Садись, я сделаю тебе омлет.
— Достаточно бутерброда, — сказал Беркович, чувствуя, что засыпает. Он сел на табурет, прислонился к стене и решил сидеть так до утра — все равно нужно будет вставать, одеваться, идти на кухню, а он уже здесь, одетый, зачем совершать лишние движения…
Откусив от бутерброда и хлебнув чая, Беркович понял, что невозможно и дальше испытывать терпение любимой жены.
— Все в порядке, — сказал он. — Побеседовал с умным человеком о строении мироздания. Никого не арестовал и не собираюсь. А мир, похоже, удалось спасти, как в худших голливудских фильмах.
Наташа раскрыла книгу и сделала вид, будто углубилась в чтение. На странице был нарисован кит размером с авианосец, скосивший два огромных глаза на м-а-аленьких человечков — Пиноккио и Джепетто, присевших отдохнуть у него на нижней выпяченной губе.
— Вот и я казался себе таким маленьким и ничтожным. Знаешь, по сравнению с чем?
Наташа пожала плечами, понимая, что любое неудачное слово — и муж замолчит, допьет чай и отправится спать, не сказав ничего из того, что сам сейчас хотел изложить во всех подробностях.
Беркович коротко пересказал долгую беседу. Он думал, что сумел объяснить Наташе главное — так, как понял сам. Думал, что смог передать, насколько счастливым оказался финал трагедии. Страшный парадокс: человек умер, и это хорошо, потому что, если бы он остался жив, то сегодня (подумать только — через несколько часов!) могло случиться непоправимое. Чуть ли не гибель всего на свете, как в детской сказке о горшке каши.
— Ужасно жаль Натана, — Беркович говорил монотонным голосом, эмоций у него не осталось, он надеялся, что и Наташа не взволнуется, да и о чем сейчас волноваться — все кончилось двенадцать дней назад. — Но я совершенно не представляю, и Гриша не представляет тоже, что произошло бы, когда куклы, все более совершенные, начали бы возникать одновременно. Что такое совершенство с точки зрения квантовой физики? Риторический вопрос.
— Значит, — напряженным голосом произнесла Наташа, захлопнула книгу и уронила на пол, — Натан умер вовремя? И отвратительный Фредди Крюгер возник, будто специально, именно таким, именно тогда и именно там, и свалился с потолка именно так… Ты хочешь сказать, что никто не виноват и все произошло случайно? Просто эволюция?
— Ты хочешь сказать, — пытаясь быть рассудительным, пробормотал Беркович, — что Натан, направляя эволюцию, понял, чем грозит… Глупости.
— Разве ты не видишь, насколько это притянуто за уши?