Стемнело. По коридору ходили тени людей. Сейчас кто-нибудь решит спуститься на этаж… И что? Никому он здесь не мешает, и нигде не написано, что посторонним нельзя находиться на лестнице между этажами.
Зажглись бра вдоль стен. Игорь никогда не был здесь в такое относительно позднее время, и ему показалось, что изменилась реальность: это был другой коридор, и цвет стен другой, и расположение дверей, и постеры висели другие, и вообще…
Игорь запаниковал — подумал на какое-то мгновение, что оказался в другом мире. Что, если здесь Тами здорова? Если видит? И мозг ее не спит? Тогда он сможет ей сказать…
Если в этом мире Тами здорова, что ей делать в «Бейт-Веред»? Ее здесь нет, она живет где-то с кем-то…
«Что только не придет в голову», — подумал Игорь. Как любой физик, занимающийся проблемами квантовой запутанности и бесконтактных наблюдений, Игорь прекрасно осознавал, что живет в многомирии, и в какой-то из разветвленных реальностей Тами действительно видит. Представлял он и вероятности склеек, когда предметы попадают из одной реальности в другую. Прекрасно все понимая, Игорь редко примерял теоретические предположения к реальной жизни. Вероятность склейки, когда сознание перемещается в другую ветвь физической реальности, настолько пренебрежимо мала, что Игорь не принимал ее в расчет, думая о завтрашнем дне или о назначенной кому-то встрече, на которую он — теоретически — мог не явиться, потому что по дороге оказался бы в мире, где он этой встречи не назначал.
Игорь выглянул в коридор — никого. Ожидая, что сейчас его отругает кто-нибудь из медсестер или врачей, он тихо потянул на себя дверь в комнату.
Тами стояла у окна, прижавшись к стеклу лбом и обеими руками опираясь о подоконник. Игорь успел разглядеть у стены коробку, в которую, по словам Томера, складывали законченные вязанья.
Ощутив движение в коридоре, он захлопнул дверь — слишком громко, пожалуй. Тами обернулась и посмотрела в его сторону. Увидела? Или это была всего лишь реакция на стук двери?
Тами молчала. Молчание тянулось, как нить из длинного мотка. Игорь не выдержал напряжения и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
— Я не люблю подобные названия, — сказал Эхуд, поморщившись. — Они позволяют обывателю думать, что физики тоже верят во всякую чепуху. Но после эксперимента с Хауфманом я бы и сам назвал это направление квантовой магией. Очень эффектно. Слишком.
— Слишком? — поднял брови Игорь.
Эхуд ночью вернулся из Инсбрука, где участвовал в эксперименте по бесконтактным наблюдениям в лаборатории Квята. Впервые — после долгих обсуждений, взаимных обязательств и утверждения материалов по технике безопасности — к опытам допустили человека. Зигмунд Хауфман работал у Квята с две тысячи девятого года и прекрасно разбирался в тонкостях процесса, он был хорошим экспериментатором, но в данном случае не это обстоятельство посчитали главным: единственный в лаборатории, Хауфман прошел все тесты — церебральный, вазомоторный, аналитический, — и только ему из всех сотрудников можно было доверить не только приборную, но и наблюдательную часть.
— Могу представить, что написали бы журналисты, будь хоть один допущен к эксперименту.
— Когда-нибудь придется это сделать, — заметил Игорь.
— И это будет кошмарный день, — раздраженно сказал Эхуд, — потому что обывателю невозможно доказать, что происходящее — не вмешательство сверхъестественных сил, а один из фундаментальных эффектов квантовой физики.
— Тебя заботит мнение обывателей?
— Меня заботит реноме лаборатории! Не хочу, чтобы нас — тебя, кстати, тоже — изображали в прессе как волшебников.
— Посмотрим, — пожал плечами Игорь. — Как все же это выглядело?
— В целом, как было предсказано. Но если смотреть взглядом человека, который…
— Оставь в покое чьи-то взгляды, — резко сказал Игорь. — Вижу, тебя результат так поразил, что ты готов сам назвать это магией.
— Впечатляет… — пробормотал Эхуд. — Хауфман, кстати, повел себя молодцом. Ему предложили искусственный сон, это сняло бы неприятные ощущения и возможный когнитивный диссонанс, но он отказался, подписал все бумаги. Задание никто не знал, кроме Квята и контрольной группы из трех человек, никак с лабораторией не связанных. Начали с небольшим опозданием, были неполадки в криогенной установке. Ты же знаешь, насколько пока капризен квантовый компьютер. Исправили. Хауфман сел на электрический стул…
— Название так и не поменяли? Звучит неприятно.
— Нет, осталось. Привыкли, а как иначе это назвать? Хауфман еще пошутил, что электроники в стуле больше, чем в БАКе[3]. В квантовый режим его мозг вошел через тридцать восемь минут — кстати, время, точно соответствовавшее расчетам по нашей с тобой методике. Квят непременно сошлется на нашу статью.
— Режим квантового запутывания…[4]
— Да, самый важный момент! Длительность вхождения в режим так и не зафиксировали, она оказалась меньше времени срабатывания.
— Меньше десяти в минус двадцатой секунды?
— Минус двадцать первой. После моей предыдущей поездки Матесон увеличил чувствительность на порядок.
— Отлично! И что Хауфман?