Искатель. 2013. Выпуск №6

На их лицах не было какой-либо ненависти к врагу, по интересу в глазах можно было сказать, что они впервые видят американца; впрочем, у некоторых кривились ухмылки легкой поживы. Двое костлявых стариков тут же вцепились в летную куртку Уикса и грубо ее с него стянули — довесок к награде, которую император Хирохито назначил за каждого плененного американского пилота. Четверо держали в руках карабины. Под прицелом Уикса повели в деревню. Там его заперли в сарае, где кроме сена ничего не было.

Взаперти он отсидел два дня, по истечении которых за дверью послышался дребезг подъезжающего автомобиля. Уикса вывели и передали трем личностям в солдатской форме. Те связали Уикса по рукам и ногам, затем, как бревно, забросили в кузов облезлого, помятого грузовика.

Автомобиль долго тащился по тряской дороге, пока не достиг Мориоки, административного центра префектуры, где лейтенанта препоручили другим, тоже военным, лицам. Дальше под их конвоем он ехал железной дорогой в зарешеченном тамбуре. Куда мчался поезд, неизвестно.

Поезд прибыл в Токио. Через пол-Японии провезли Уикса и в замусоренном, разбомбленном тупике, заспанного, вытолкнули из вагона.

Доставили арестанта в центральный департамент обороны ради — нужно, забегая вперед, сказать — сведений, которые отдел разведки намеревался из Уикса добыть.

Взялись за него крепко, с первого же допроса бессознательного лейтенанта волокли за ноги, оставляя после него на полу дорожку крови. Руководил допросом капитан-лейтенант Тэдзука Симпэй, мощный мужчина с кованым лицом, потомок самураев и герой Халхин-Гола; помощниками были переводчик, кое-как владеющий английским, и двое унтеров, превосходно владеющие приемами рукопашного боя.

Вот сведения, которые капитан-лейтенант хотел получить от пленного на первый раз: номер, численность и дислокация его авиаполка, а также планы предстоящих боевых операций.

Уикс не видел большой беды от того, что назовет номер, эта информация никак не могла помочь японцам в их военном положении на Тихом океане. Что касается дислокации… здесь Уикс посчитал за лучшее молчать. Он был приписан к палубной авиации, его эскадрилья размещалась на авианосце Йоркгаун, место базирования которого не должно оказаться известным противнику, хотя… в целях секретности после каждого боевого похода ему почти всегда меняли базу, так что и эти данные, скорее всего, ничего не стоили. И последнее: Уикс слабо был посвящен в планы предстоящих боевых операций.

Через два дня допрос возобновили. Симпэй сам не брезговал запачкаться кровью, в группе с двумя унтерами он работал наравне с ними, его чугунные кулаки прогибали Уиксу ребра и отделывали лицо так, что на стенах оставались пурпурные кляксы. Пленный молчал, его упорство Симпэй понимал как барьер воли, пробив который, доберешься до нужных сведений, и, уверенный, что этот материал ему по силам, он трудился не покладая рук.

Потекло время, что меньше всего походило на жизнь: сон, обморок, сумасшествие, что угодно, только не реальность. День за днем допросы повторялись и заканчивались всегда одинаково — потерявшего сознание Уикса тащили в камеру.

Потом рождался запах карболки и, как бледные призраки нирваны, являлись белые тени. Они являлись с источающими холод инструментами и начинали над ним хлопотать, Уикс чувствовал, как в вены лезут их иглы. Вернувшийся в сознание арестант находил на себе свежелеченые раны и следы шприцов на руках.

Большую часть суток Уикс лежал спиной на топчане. Когда в отбитых легких собиралась кровавая жижа, с трудом он переворачивался на бок и ценой страшной боли выхаркивал ее на пол. Было невозможно тяжело дышать, казалось, на груди лежит могильная плита, в забытьи Уикс досадовал, что никак не удается вывернуть шею так, чтобы прочесть на ней дату своей смерти. Когда сознание пробуждалось, он часто вступал в противоречие с самим собой: «ошибаешься, не кончилась для тебя война, и враг тот же, просто сменилось оружие, которым против него воюешь; оно — молчание твое, оно тем и побеждает, что не дает врагу информационного преимущества».

Истязания продолжались. Однажды Симпэй принес на допрос зеркало и показал Уиксу его лицо. На что Уикс только усмехнулся, усмехнулся, конечно, только внутренне, поскольку мимика ему уже не поддавалась. «Что проку от человеческого обличил, когда пытки сломают разум и превратят тебя в бессознательное животное».