Искатель. 2013. Выпуск №9

Известие о смерти Марины от руки мужа быстро облетело весь леспромхоз. Гриша узнал одним из первых, на планерке. Директор объявил об этом буднично и просто, будто речь шла о корове или лошади. Велел выписать денег на похороны, ну и собрать, кто что может. Гриша сидел, опустив голову, слушал монотонную речь директора. Закралась шальная мысль, что это не из-за него случилось, она ведь дома была, на больничном, а так избить можно только в приступе сильной ярости. А откуда возьмется такая ярость, спрашивается? Только из увиденного своими глазами. Значит, привела еще кого. Пока мужа нет дома. То-то она в последнее время все кочевряжилась, нет да нет. Замену, небось, ему нашла. Надоел, значит. Все бабы такие, лживые, лицемерные, глупые… Но беспокойство не отпускало — есть его вина. Вряд ли кто у Маринки еще был, он бы это понял. Просто бросить его хотела, завязать. А он прицепился, не отпускал. А чего прицепился? Жена дома молодая ждет не дождется. Льнет к нему, любит… Что надо было? Но, как Галка утонула — глупо так, нелепо, — тоска его снедает, гложет, кошмарами ночными мучает, покоя не дает. Что-то в Ульяне его отталкивает, пугает. Что — и сам не поймет. Но взглянет она так иногда, думая, что он не видит, и у него сердце сжимается. Не любила Ульяна Галку, ох не любила! Хотя что с того? За что ей любить-то ее? А что утонула, так это несчастный случай. Страшно, но так уж на роду написано ей, видно, было. И ничего-то не поделаешь. Но после ее смерти как отворотило Гришу от Ульяны. Он и женился-то, чтобы разговоров не было. Порядочного из себя корчил. Обещал — значит, обещал. А душа уже не лежала. Каждый раз будто холодом могильным ему от Ульяны веяло, когда в постель ложились. Оттого и к Маринке прикипел, от тоски. Тепла человеческого захотелось. А так сны его терзают, будто русалка Галину на дно тянет, он спасти ее хочет, протягивает руку, но русалка скалится, лицом поворачивается, и он видит — лицо-то Ульянино! Она хохочет, а он руку Галины отпускает и в страхе просыпается. Вроде как и тут не виноват, а выходит — виноват. Не забыла его Галина, знал от это, и он ее не забыл, но гордость мешала себе в этом признаться. Думал, женится на Ульяне, молодой, красивой, назло ей, да вышло, что себе назло… А Галке теперь все равно… И Ульяна мучается, это видно. Мучается, но не уходит. Любит его, дурака. Но сердцу разве прикажешь? Разве скажешь ему — люби ту и не люби эту? Само оно выбирает, с головой не советуется. А жаль.

— Эй, Григорий! Уснул, что ли? — Голос директора вернул Гришу в леспромхоз.

— Да нет, нормально все. — Гриша смутился.

— Марину, учетчицу нашу, муж убил. Слышал?

— Слышал. Изверг.

— Не из-за тебя ли?

— При чем я-то здесь? Я вчера на работе был, весь день в конторе проторчал, сами видели.

— Видел, видел. Никто тебя не обвиняет. Но ты же с ней шашни крутил.

— Какие шашни? Вы что, за ноги держали? А что до того, что симпатия была… ну была, что с того? Откуда я знаю, что у них там в деревне творится? У меня дома жена молодая.

— Вот именно, молодая. Ладно, Григорий, это все на твоей совести. Было, не было — не наше дело. Иди работай пока.

Гриша нахлобучил кепку на голову и вышел. Как же все складывается по-дурацки! Одну любил — утонула, другую любил — муж убил. И везде он присутствует. Незримо, как исчадие ада, как дитя Сатаны. К чему ни прикоснется, все в прах превращается. Как жить-то теперь? Одна радость — ребенок у Ульяны будет. Ребенок, это хорошо, это счастье. Лучше бы сын, но дочка тоже неплохо. Может, тогда душа его отогреется, услышав детский смех?

Домой Гриша пришел вовремя. Ехал на автобусе, думал, осуждать его будут, но ничего, сонно клевали носами, равнодушно обсуждали смерть сослуживицы. Мужа ругали, что переборщил, а про него ни слова. Скользили пустыми взглядами, будто и ни при чем он. Понял — Марину саму виноватой считают; крутила хвостом, вот и докрутилась. А с мужика что взять? Мужик, он и в Африке мужик. У него одно на уме. Погулять, позабавиться. Но Грише от этого не легче. У него своя совесть есть. И эта его совесть нещадно бередит ему душу. Без всякой жалости.

Возле калитки Гриша закурил сигарету, постоял немного, потом зашел. Ульяна бросилась навстречу.

— Гриша! Ты рано сегодня…

— Не ждала, что ли?

Ульяна смутилась.

— Не привыкла просто… Не балуешь ты меня ранними приходами.

Гриша стянул сапоги.

— Как чувствуешь себя?

— Хорошо. Есть будешь? — Ульяна бросилась накрывать на стол.

Гриша положил ложку в рот, пожевал, не чувствуя вкуса.

— Не хочется что-то… Полежу пойду…

— Случилось что?

— Несчастье у нас в конторе… Марина, учетчица, умерла…

— Умерла?! Такая молодая? Болела, что ли?

— Муж убил. Из ревности.

— Гулящая, что ли?

— Сболтнул кто-то… Не знаю пока… Избил сильно, сердце не выдержало…

— Ах, вон оно что! А я-то думала!

— Что ты-то могла думать?

— Да так, ничего… жалко ее, молодая… а ты чего так расстроился?

— Расстроился и расстроился, работали вместе… не лезь…

— Как скажешь. — Ульяна начала убирать со стола.

— Бутылку лучше поставь. Помянуть ее хочу…

— Да нет у нас.