Искатель. 2014. Выпуск №1

— Я читал это, Лев. Там у этой молодой девушки был жених, королевич Елисей.

— Точно. И вот этот Елисеев начал розыск, но сперва без результатов. Все как у тебя с Надеждой.

— Да, результаты есть, но мало.

— А в это время мачеха отравила девицу. Пограничники пришли на заставу, а там труп. Они положили девицу в гроб…

На этих словах красный «Рено» резко затормозил, ушел на правую полосу и прижался к кромке. Муромцев развернулся к Кузькину, сверкнул глазами и начал подбирать соответствующие слова. Но Лев его опередил.

— Так ты слушай дальше. Жених находит подвал, где спит девица. Целует ее, и та сразу оживает. Потом, конечно, свадьба и все такое. И у тебя с Надеждой так будет.

— Я надеюсь, Лев.

— Я уверен, что все будет хорошо. А ты знаешь, Паша, что с той мачехой произошло?

— Знаю, читал. «Тут ее тоска взяла, и царица умерла».

— Точно, Муромцев. Она от злости сразу копыта откинула. Мы куда сейчас едем? Будем штурмовать особняк прямо в лоб или проведем разведку?

— Сначала осмотримся. Я думаю заехать с южной стороны водохранилища. Посмотрим, можно ли проникнуть со стороны воды.

— Мудро, Павел! Если там свободно, то ночью берем акваланги — и вперед.

Большая часть берега была застроена санаториями и всякими пансионатами непонятной принадлежности. Но как раз напротив коттеджа Наума Злотника располагалась стоянка яхт, а слева старая общенародная пристань.

Политическая направленность смотрителя не вызывала сомнений. Над причалом реял красный флаг с серпом и молотом.

Муромцев осмотрел внешность Льва. Вид у того вполне пролетарский. Как в старой песне — «Вышли мы все из народа»…

А вот себя Павел не одобрил. Стильный галстук, модный пиджачок и дорогие часы. Пришлось переодеться. Хорошо, что в багажнике нашлась рабочая куртка в грязи и пятнах машинного масла.

Они спустились на пристань по деревянной лестнице. Постучались в дверь домика над водой.

Навстречу вышел хмурый хозяин. Он был типично морского вида. И дело не в тельняшке под бушлатом, не в фуражке с крабом и не в недельной щетине на щеках.

Все дело было в глубоких глазах моряка, в их прищуре, защищающем от ветров и штормов. А еще в широкой походке, устойчивой при любой качке.

Моряк оценил гостей и признал людей, близких по духу. В том смысле, что ни Кузькин, ни Муромцев не были похожи на буржуев. Паша вообще вышел вперед, сжал правую руку в кулак и поднял ее чуть выше плеча. Было очень похоже на старое приветствие «Рот-фронт».

Муромцев начал переговоры:

— Мы к вам за помощью, капитан. Меня зовут Павлом, а это товарищ Кузькин.

— Что надо?

— У нас к вам очень секретный разговор. Народу нужна ваша помощь. Мы с товарищем на олигархов бочку катим. Хотим под них мину подложить.

— Под всех сразу? Революцию готовите?

— Тише. У тебя, отец, никакой конспирации нет. Не могу я о таких вещах на воздухе говорить. Пригласил бы нас в кубрик, папаша.

— Заходите, сынки, если не шутите. Начали вы очень весело. Мне даже любопытно, что дальше будете петь.

Сторожка смотрителя пристани была и впрямь похожа на кубрик. Внутри на четырех небольших окошках висели спасательные круги, заменяя иллюминаторы. На плите стояла надраенная до блеска посуда, на полках сверкали спортивные кубки и статуэтки девушек с веслом. А на стенах висели штурвал, барометр и пять портретов в рамках. Четверо на них — неизвестные личности в морской форме, а пятый знаком, хотя стал забываться. Симпатичный тип с бородкой, усами, лысиной и хитрым прищуром глаз.

В центре этой кают-компании стоял стол на четверых.

Гости сели и немножко помолчали. Потом познакомились. Боцмана звали соответственно, Владимир Ильич Ушаков. Смесь революции с историей флота.

Почти сразу Муромцев начал нести околесицу про идеалы красного знамени, про тайное общество, про месть за несчастных пенсионеров, за развал армии и державы. Кузькин тоже успевал вставлять междометия и отдельные фразы, типа: «Нас не запугаешь! Скоро мы покажем себя во всей красе. А от них полетят только пух и перья…»

Было видно, что адмирал Ушаков доволен текстом. Подобное он слышал на больших митингах, но там толкотня и гул от мегафонов. А здесь пришли персонально к нему и говорят долго, красиво и громко.

В какой-то момент Муромцев начал притормаживать, сбавил пафос и плавно перешел к конкретному делу:

— Вот ты знаешь, Ильич, кто напротив тебя живет? Кто на народной земле отгрохал свой дворец?

— Знаю! Это Злотник. Олигарх, ворюга и мурло!

— Именно, что мурло! Недорезанная буржуйская рожа. Но вот ты скажи, Ильич, какую ты ему пакость сотворил? Что ты полезного для народа сделал?

— Ничего.

— Вот поэтому они нас и душат! Это же как в мыльной опере. Там только на словах мы смелые, а как до дела, так в кусты. Значит, ты готов помогать нам, Ильич?

— Для доброго дела я всегда готов.

— Итак, отец, мы будем базироваться в твоем кубрике. Считай, что это боевая задача! А еще нам нужна подзорная труба и катер для переброски десанта на сторону противника.

— Это как на Малой земле?

— Именно так, Ильич. Мы идем в бой, а ты будешь здесь тылы обеспечивать.

* * *