Хотя Иван слыл опытным сотрудником, но не захотел ничего сообщать сменщику. Только кивнул, что, мол, все хорошо, ни Жоржик, ни его женщина никуда не выходили. Сидят дома, как сычи, и даже на улицу носа не кажут. Сам же Паршин направился на почту, чтобы узнать, с каким содержанием получил Чернявенький послание. Там не стали разговаривать, не сыскное это дело читать личную переписку, и Иван направился домой отдыхать после праведных трудов наблюдения за подозреваемым.
Жоржик, получив телеграмму, внимательно прочитал два раза и протянул Матрене, женщине тридцати двух лет, с тонкими чертами лица, более подходящими царствующей особе, нежели спутнице «медвежатника» без собственного угла и преследуемого всеми сыскными полициями, в странах которых успел наследить инструментами, приспособленными ко вскрытию неприступных сейфов.
Женщина хмыкнула, и на лице отразилось удовлетворение.
— Значит, переносится на один день, стало быть, сегодня?
— Как-то неожиданно, — сощурил глаза Жоржик.
— Значит, скоро мы уедем из этой страны.
— Видимо.
— Ты не рад?
— Отчего же? Здесь я чувствую себя не в своей тарелке, словно из-за каждого дома, дерева, столба на меня глазеют чужие люди. Бр-р-р, надоело.
— Еще неделя, и мы уедем, — успокоила мужчину Матрена, — всего одна неделя. Или, хочешь уедем завтра? Тебя беспокоит, что планы поменялись и придется сегодня ночью заниматься делом?
— Нет, дорогая, я всегда готов. — Жоржик посмотрел на руки. — Пока они со мною, нам будет достаточно средств на безбедную жизнь.
Лупус в расстегнутом пиджаке сидел в кресле и смотрел на Анну. С одной стороны, было глупостью в первый же день знакомства, он ухмыльнулся, предлагать уехать с ним в далекие края, где их никто не знает и никто не узнает, чем они занимались ранее. Так сказать, жизнь с чистого листа, только настоящее, а прошлое забыть, как неприятный сон.
— Ну что? — спросил Нетопырь. — Нашел приятеля?
— Не приятель он мне, — взвился Билык, — таких приятелей я в семнадцатом на нож сажал.
— Ладно, ладно, — отмахнулся Васька, — не приятель так не приятель. Согласился? — спросил в нетерпении, даже не поинтересовавшись, нашел ли Петька филера.
— Куда он денется? Сегодня вечером будем с тобою знать, где логово нашего Лупуса.
— Много пообещал?
— Треть от добычи.
— Многовато, — покачал головой Нетопырь.
— Ты же сказал, что его после дела… — И провел ладонью по шее.
— Это самой собой, нам с тобою ни свидетели, ни дольщики не нужны.
Билык подошел к столу, взял бутылку водки и хотел было чалить, но Нетопырь опередил.
— Ты это постой, сегодня у нас тяжелая ночь впереди.
— Ты хочешь сегодня?
— Что тянуть? Раз — и в козыри.
— Оно-то так, но…
— Боишься?
— Не то чтобы боюсь, но опасаюсь.
— Ты, наверное, забыл, что либо пан, либо пропал, — Нетопырь недобро взглянул на подельника и не стал ничего говорить о посещении их квартиры Лупусом.
— Что с Чернявеньким делать будем? Он — личность известная.
— Что-что, — передразнил Васька, — как будто сам не догадываешься?
— Он — не филер какой-то, все-таки знатный «медвежатник»?
— Что ты о нем печешься? Пошел надело с Лупусом, и оба исчезли. Через год о них никто не вспомнит. Воды много утечет до той поры.
Действительно, Билык прикинул, сколько ихней братии сгинуло, не счесть, а здесь в такое тревожное время никому не будет никакого дела.
Нетопырь удивлялся, как это Лупус находит нужные учреждения, чтобы вокруг них вечером и ночью никто из посторонних не шатался. Через две улицы шумела жизнь, несколько питейных заведений, несколько лавок с разным товаром, а здесь к подъезду то на авто, то в экипаже подъезжают солидные люди в новых костюмах. Васька наблюдал больше за ними, чем за самим банком. Брала злость, что кто-то может жить на широкую ногу, а он только считает гроши, когда провернет удачное дельце. Билыка Нетопырь отрядил к другой стороне здания, чтобы подмечал все бросающееся в глаза. Лупус говорил о посторонних, а как их здесь увидишь и различишь, если они одеты богато и не сморят по сторонам пугливым взглядом, а ходят как хозяева. Вон как суетятся привратники, двери открывают и чуть ли не до земли кланяются. Интересно, сколько там охраны будет. Это не лектрическая, твою мать, не выговорить, компания, а цельный банк.
Матрена задержала за рукав Жоржика, тот повернулся.
— Что?
— Давай присядем на удачу.
Чернявенький дернул плечом.
— Давай.
Присели, на несколько секунд замерли.
— Ну, с Богом, дорогой, — женщина перекрестила Жоржика и поцеловала в губы, — с Богом.
Билык лицом не показывал волнение, но видом был дерганый, не похожий на того, что всегда.