Искатель, 2018 №9

— Наивный ты человек, Ванюша, — глубоко вздохнул Драматург, — при нашем диком капитализме, увы, это стало почти нормой жизни. Но если все же мне посчастливится оказаться на свободе, я изберу литературный путь. Похоже, после психбольницы преподавателем в университет меня не возьмут. Ректор университета — близкий родственник бывшего мэра нашего города. У мафии очень длинные щупальца. Но ничего, не пропаду. Меня давно интересует художественная литература. Буду писать пьесы. Без ложной скромности признаюсь, что кое-какие успехи на этом поприще у меня уже имеются.

— Пишешь пьесы?! — приятно удивился Иван Степанович и приподнялся на локте. — Здорово! Я хоть и небольшой знаток литературы, но пьесы люблю. Хотя я по образованию технарь, но к театру пристрастился. Обожаю пьесы.

— Так ты театрал?! — заинтересовался Драматург. — Очень приятно. Оказывается, у нас с тобой есть тема для профессиональной беседы. Это замечательно, Ванюша. Такие беседы помогут нам скрасить серые будни местного строгого режима. А пьесы какого автора тебе больше всего нравятся?

— Чехова. Может, я старомоден, сейчас театры склонны ставить пьесы современных авторов, но в этих пьесах, извини, много пошлости. Это не для меня. Люблю классику, в первую очередь — пьесы Чехова.

— А что из Чехова? — Интерес к собеседнику у Драматурга заметно возрос, и он сел на кровати.

— Особенно «Вишневый сад». — На лице Ивана Степановича появилась задумчивая улыбка. — Я эту пьесу смотрел несколько раз. Может, ты посмеешься, но я все же признаюсь, в конце пьесы у меня на глаза наплывают слезы. Ты смотрел «Вишневый сад»?

— Приходилось, — кивнул Драматург. — И что тебя особенно трогает в этой действительно замечательной пьесе?

— Я же говорил, особенно концовка пьесы. Помнишь, как все уходят и сцена становится пустой. Слышно, как на ключ запирают все двери, как потом отъезжают экипажи. Становится тихо. Среди тишины раздается глухой стук топора по дереву, звучащий одиноко и грустно. Слышатся шаги. Из двери, что направо, показывается слуга Фирс. Он, как всегда, в пиджаке и белой жилетке, на ногах туфли. Он болен. Фирс подходит к двери, трогает ручку. Заперто. Уехали… Он садится на диван и с грустью говорит: «Про меня забыли… Ничего… я тут посижу…» И озабоченно вздыхает: «А Леонид Андреевич небось шубы не надел, в пальто поехал… Я-то не поглядел… Молодо-зелено!» Фирс бормочет что-то, чего понять нельзя. Потом говорит более внятно и тоскливо: «Жизнь-то прошла, словно и не жил». Ложится и вздыхает: «Я полежу… Силушки-то у тебя нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты… недотепа!..» И лежит забытый слуга на диване неподвижно. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву, вырубая вишневый сад…

Иван Степанович замолкает и вытирает повлажневшие глаза рукавом больничной пижамы. Через короткую паузу севшим голосом добавляет:

— Вот так хозяева жизни относятся к простым людям. Всегда так было, и сейчас ничего не изменилось.

— Это верно ты подметил, — согласился Драматург. — Такова природа человеческого общества. А ты, Ванюша, очень чувствительный человек и мыслящий. Такие люди, как ты, чаще других становятся пациентами психиатрических лечебниц. Извини, обидеть я тебя не хотел. Просто высказал свои соображения вслух.

— Я не обиделся, — вяло улыбнулся Иван Степанович. — Ты прав, меня до глубины души трогает несправедливость одного человека к другому, равнодушие людей к совершаемому злу, если оно происходит даже в отношении посторонних людей. А некоторые живут по принципу — моя хата с краю, я ничего не знаю. Не понимаю я таких людей…

— Равнодушие, говоришь, — подхватил Драматург, — мне приходилось немало видеть равнодушных людей. Я даже на эту тему написал пьесу под заголовком «Беспородный». Эту пьесу напечатали в журнале, но не уверен, что ее возьмет к постановке какой-нибудь театр.

— Расскажи содержание пьесы, — оживился Иван Степанович, — интересно послушать от самого писателя-драматурга.

— Ну, насчет писателя-драматурга — это слишком, — слегка смутился Драматург. — Если сказать, начинающий писатель, то это еще можно принять. Но раз тебе интересно, я готов рассказать и узнать твое мнение о моем творении. Тем более у нас имеется немного времени до начала вечерней приборки.

— Какой приборки?

— Мокрой. В палатах.

Иван Степанович задумчиво улыбнулся и почесал затылок.

— Понимаешь, дорогой мой писатель, когда мы заговорили о пьесах, я на некоторое время забыл, что нахожусь в психиатрической больнице.

— Ничего удивительного, — сочувственно обронил Драматург, — твои добрые мысли отодвинули в сторону тревожные негативные раздумья. Это говорит о том, что добро в конце концов всегда возьмет верх над злом.

— Это радует. Давай о твоей пьесе. Больше перебивать не буду.

Драматург кивнул и наморщил высокий лоб.

— Пьеса «Беспородный» в одном действии. Я даже наизусть помню действующих лиц. Тебе их перечислить?

— Конечно, и обрисуй, пожалуйста, как они выглядят. Ты будешь рассказывать, а я представлю себе, что нахожусь в театре.