— Какой ужас, — проговорил он с нарастающей тревогой, — они стали грызть друг другу лица и плечи. Не пойму, что же такое с ними происходит? И как с ними поступить?
— Я доложу прокурору Москвы, а уж он будет решать их дальнейшую судьбу с медицинскими светилами, — ответил Соколов. — Главное, никого к этим людоедам не подселять.
— А как быть с Алиджановым? Хотели же и его сюда?
— Полагаю, что лучше будет, если оставить его одного в карцере. Для его же пользы.
— Возражений нет, — кивнул полковник и полез в карман за сигаретами.
Гриша заметил, что пальцы у начальника Бутырки мелко подрагивают, и искренне посочувствовал в душе этому заслуженному полковнику, который, можно сказать, почти всю свою жизнь провел среди людей, пораженных самыми низменными пороками, среди человеческой грязи. Какими же душевными силами надо обладать, чтобы выдерживать все это, оставаясь нормальным человеком?! Да, в таком месте, как Бутырка, могут работать только воистину мужественные люди.
Когда вернувшийся Дубов запер замок на двери 669-й камеры и вместе с контролерами увел оставшихся подследственных в 1-ю камеру, полковник предложил Соколову и Григорию:
— Ну что, мужики, посмотрим, как ведет себя Алиджанов? А потом поднимемся ко мне и примем по рюмочке коньячку… Полагаю, нам всем не помешает немного успокоить нервы.
— Нет, Сашенька, смотри в карцер один, а мы с Григорием поедем в прокуратуру, — возразил Соколов, — трупов у тебя нет, и делать нам здесь нечего.
— Что-то с памятью твоей стало, Васенька, — прищурился полковник, — а труп эксперта-криминалиста?!
— Ну, это, дорогой мой, несчастный случай, — парировал Соколов, — тут уголовное дело возбуждаться не будет. Да, жаль мужика. Казалось бы, уж он-то, как криминалист, должен быть привычен к разным неожиданностям, а смотри ж, не выдержал.
— Может, оттого и не выдержал, что сердце его намучилось за годы от разных переживаний, а этот случай оказался последней каплей, — вздохнул Волков и глубоко затянулся сигаретным дымом. — Видно, чужое горе Юрий Ефимович принимал как свое. Что ж, наверное, у нас, юристов, такая доля, — вновь вздохнул полковник и предложил:
— Пошли ко мне, помянем его душу.
— Непременно помянем, только во время панихиды, — возразил Соколов, — а в рабочее время нам некогда расслабляться. Ты уж извини, Сашенька. Аза приглашение спасибо.
— Ты, может быть, подумал, что я выпивать стал? — вскинул брови Александр Семенович. — Отнюдь. Я не собираюсь сдаваться всяким нервным перегрузкам. Более того, стал по системе Иванова обливаться холодной водой. Замечательное средство. Стрессы как рукой снимает.
— Я в тебе и не сомневаюсь, — дружески улыбнулся Соколов. — Рад был случаю повидать тебя. Ну, проводи нас, если есть несколько свободных минут.
— Что ж, не смею задерживать — разочарованно развел руками начальник Бутырки, — как припоминаю, ты у нас на факультете был одним из самых деловых парней. Заходите почаще, хотя…
— Нет, дружище, лучше ты к нам, — улыбнулся Василий Андреевич, — после посещения твоего следственного изолятора целую неделю смотрю кошмарные сны. А после сегодняшних ужасов за месяц не очухаться.
— С непривычки тяжело, — подтвердил Волков, усиленно досасывая сигарету. — Был бы ты на моем месте — привык бы так же, как и я. Кому-то ведь надо нести этот тяжкий крест.
— Наверное, привык бы, — согласился Соколов, — хотя не уверен.
Они пошли по коридору к турникету и, неспешно переговариваясь, дошли до конца коридора. И тут полковник не удержался, потянул Соколова к карцеру, в котором был заперт Алиджанов.
— Все же глянем, что он там делает?
Втроем подошли к камере. Полковник с нескрываемым интересом припал к глазку. Смотрел долго, елозя крутым лбом по железу двери. Через некоторое время, отпав от глазка, тревожно выдохнул:
— Алиджанова нет в камере! Что за чертовщина?! — и он с силой дернул за ручку двери. Дверь была заперта.
— Как это нет?! — удивился Соколов. — Не мог же он сквозь бетонный пол провалиться.
— Посмотри сам, — уступил ему место у глазка полковник. — Еще немного — и я сегодня сойду с ума.
Василий Андреевич посмотрел в глазок освещенного карцера. Камера была пуста: серые, затянутые островками грибка стены, выщербленный, поблескивающий скопившейся влагой цементный пол.
— Жуткий бетонный мешок, — покачал головой Соколов, отступая от глазка, — однако Алиджанова там действительно нет. Странно. Может быть. Дубов увел его в первую камеру?
— С какой стати?! — недовольно буркнул полковник. — Я ему такого приказа не давал.
Григорий тоже посмотрел в камеру. Убедившись, что она пуста, он отошел в сторонку и почесал затылок. «Что еще за сюрприз приготовил нам черный квадрат? — подумал он беспокойно. — Куда исчез Алиджанов? Не испарился же он, в конце концов?!» Задавая себе эти мысленные вопросы, Григорий где-то в глубине души надеялся услышать ответ уже ставшего привычным невидимого простуженного голоса. Но на этот раз никакого ответа возле его уха не последовало и завихрения, похожего на неожиданный сквозняк, не произошло. Из короткого раздумья его вывел рассерженный голос начальника СИЗО: