Искатель, 2019 №3

Снова, через полтора месяца, сунув нос в саркофаг, студент с огорчением понял, что кости богатыря-мертвеца в дороге перемешались с прочей добычей. Он пробормотал, что помнит, в каком порядке были уложены мертвец и его оружие.

— Вот и прекрасно, господин Корсаков, — ответил ему небрежно академик. — Вернуть костям анатомический порядок и разложить правильно погребальный инвентарь будет совсем не сложно… Василий Васильевич, вы видите кусок пергамена, что выглядывает из-за правой бедренной кости? У вас руки длиннее, быть может, попробуете достать?

С победным воплем профессор извлек из каменного ящика обрывок грязной кожи и стряхнул с нее лохмотья паутины. Стали видны правильные ряды каких-то знаков.

— Это скифский письменный памятник! — взвизгнул Басов и, сдернув с крючковатого носа пенсне, сложил, превратив его в лупу. — Да это же греческое письмо! Феноменально! Как обрадовался бы сейчас покойный профессор Звягинцев!

— Ну, господин Корсаков тоже поспособствовал нашему открытию, — улыбнулся Никитин. Вспомнил, небось, обещанное вознаграждение.

— У меня прямо руки трясутся… признался академик. — Сам текст не греческий, сие не подлежит сомнению. Из чего логически следует, что писал на этом пергамене скиф, пользуясь греческим письмом. И если прочитать его, произнося буквы так, как произносили их греки, здесь, в этом зале, впервые после тысячелетнего молчания зазвучит скифская речь!

— Имею предложение, господин академик, — вымолвил Никитин, любезно улыбнувшись Корсакову. — Давайте уступим честь первого прочтения единственному оставшемуся в живых члену туркестанской археологической экспедиции!

Басов кивнул, а профессор передал кусок пергамена Корсакову. Тот принял драгоценную рукопись, чувствуя себя как во сне. В древнегреческом он был нетверд, однако, всматриваясь в корявые буквы, храбро возгласил:

— Куадзэн нартос Дустунос стэк ньюар…

От саркофага донеслись шорохи, потом легкое постукивание. Ученые переглянулись, а у Корсакова, продолжавшего чтение, прорезалась нелепая догадка, что это кости мертвеца укладываются в правильный скелет. Увы! На сей раз неисправный третьекурсник угадал: на краю каменного ящика показалась кисть костяной руки…

Как только верхняя часть огромного скелета поднялась над саркофагом, академик Басов, пробормотав что-то вроде «Ретирада не славна, да пожиточна», устремился к выходу из зала. Никитин бросился вслед за ним, прокричав прежде:

— Замолчите, недоумок! Вы же читаете заклинание, мать вашу! Недоумок и замолчал. Машинально сунул он пергамен во внутренний карман студенческого мундира и, разинув рот, наблюдал, как на пятнистый череп и грязные кости скелета наплывает как бы цветная дымка, и тогда можно различить в ней горящие зеленые глаза и узенькие рыжие усы на желтом лице, а ниже — могучее смуглое тело. Однако скелет покрывался призрачной плотью всего на несколько секунд, а затем кости снова обнажались.

Тем временем Никитин обогнал академика, и слышно стало, как бежит он анфиладой залов Кунсткамеры. Скелет, успевший выбраться из саркофага, уставился на деревянную ногу Басова, торопливо постукивающую по узорному паркету, и тем дал возможность Корсакову и одному из служителей спрятаться за дальний шкаф.

А вот второй служитель оказался неустрашимым. Подбоченившись, как Петрушка перед дракой в уличном кукольном представлении, он шагнул навстречу ожившему костяку и зарычал:

— Ты чего эфто себе позволяешь, азиатская морда? Дождешься, что я тебя сдам квартальному надзирателю!

В ответ костяной гигант рыкнул «Эр Дустун» и, мгновенно сблизившись с храбрым служителем, одним движением сорвал с него голову и швырнул ее в ближайшую витрину. Стекло разбилось, а голова в витрине так и осталась. С вытаращенными глазами и седыми бакенбардами, запачканными кровью, она вовсе не украсила коллекцию ближневосточных и среднеазиатских экземпляров Корана, рукописных и печатных.

Тут Корсаков, храбро высунувший было голову из-за шкафа, попятился и втянул ее в плечи. Музейный служитель рядом с ним седел на глазах. Стоя на коленях, он крестился, отбивал поклоны и шепотом читал «Отче наш».

Твердокаменный атеист и материалист, Корсаков сплюнул. «Однако же и славная галлюцинация меня посетила! — восхитился он. — Пить надо меньше — или перейти на легкие сухие вина. И все-таки напрасно я не заказал панихиду. по профессору».

Тем временем стали слышны хрусткие шаги скелета, покидающего зал.

4. В трущобах Санкт-Петербурга