Искатель, 2019 №6

Записка была написана прописными буквами на узкой полоске бумаги. Ее явно отрезали ножницами от какого-то листа: края были не слишком ровными. Никаких дополнительных символов не было. Ничего, кроме написанного, ни записка, ни контейнер не могли мне сообщить.

Осталось проверить еще кое-что. Я вышел из отсека и вернулся в Техническую. Железный человек немедленно сел в своем зарядном устройстве. Я протянул руку и сказал:

— Дайте лист бумаги и карандаш.

Получив требуемое, я вернулся к себе, уединился в туалетной комнате и осмотрел стены. Не обнаружив ничего похожего на камеру наблюдения, я сел в углу на корточки, положил лист на пол и написал печатными буквами то же, что было в записке; Затем сложил лист, сунул записку в карман, сходил в Техническую, чтобы отдать карандаш, и вернулся к себе.

— Дверь на замок! — скомандовал я электронике и прошел в угол. Достал обе записки и понял, что писал их я.

Это был мой почерк. Это я хотел предупредить себя о «чужом». Вот это расклад…

Я сунул лист с проверочной запиской в карман, затем скатал первую записку, запихнул ее в цилиндр, завинтил и зажал в кулаке. Подошел к койке и лег навзничь, закинув руку с контейнером за голову.

Я смотрел в потолок.

Больше никаких зацепок. Никакой дополнительной информации. Ничего…

И тут замигала красным панель у двери. И я услышал голос, которого мне так не хватало:

— Можно к вам?

— Конечно, можно! — Я вскочил с койки и добавил: — Открыто!

Анна вошла и бегло окинула взглядом отсек, а я порадовался, что не разбросал повсюду нижнее белье и носки. Отметив это, я понял, что, вероятно, в прежней жизни проделывал это регулярно. А сейчас не сделал только потому, что другой одежды не имел.

Я махнул рукой в сторону кресла, стоявшего рядом с кроватью, и Анна села. Я опустился на койку. Анна взглянула на стол, где я оставил бутыль и тюбик с каким-то очередным несъедобным ужасом.

— Что, вам не по нутру наши яства?

Я вздохнул:

— Не понимаю, кто и зачем придумал кормить этим людей…

— Вообще-то это вкусно и питательно. У вас, похоже, вкусовые ощущения изменились… Возможно, это последствия того, что вы пережили и от чего потеряли память. Но кушать необходимо, вы выглядите истощенным, Виктор.

— Вы пришли потому, что обеспокоены моим здоровьем?

— Конечно. Моя обязанность следить за здоровьем всех членов экипажа. Наш толстяк По Тунь получает вдвое меньше, чем остальные. Ему необходимо худеть.

Я не стал рассказывать ей о съедобной взятке китайцу. Зато решил задать вопрос, далекий от диет:

— Анна, вы не замечали чего-нибудь странного на станции?

— Странного? — насторожилась она. — Что у нас может быть странного?

— Но ведь авария — это, как ни крути, необычная ситуация, верно?

— Верно, но ничего необычного, мне кажется, в ней нет.

— А кроме нее?

Анна задумалась.

— Хм… Вроде бы не замечала. А что?

— Мое появление не кажется вам странным?

— Только сейчас, когда вы спросили.

Она смотрела на меня серьезно, и я уже пожалел, что спросил. И тут же, очертя голову, пустился рассказывать о разговоре с капитаном. Наверно, я проявил малодушие, нельзя было открываться ей: любой мог оказаться «чужим». Меня ведь послали для чего-то. Чтобы помочь другим. А я… Я понимал одно: если «чужим» окажется она, тогда мне и жить не для чего.

Она выслушала меня внимательно, и на ее лине я прочитал боль и тревогу — возможно, она испытывала то же, что и я. И тогда я спросил:

— Анна, это вы осматривали меня, когда я попал на станцию?

— Да.

— И сделали это не слишком внимательно, верно?

Я увидел, как она напряглась и даже подобрала ноги, будто намеревалась быстро подняться из кресла, если понадобится.

— Да, — еле слышно ответила она.

— Не бойтесь, Анна. Я действительно ничего не помню. Просто нашел у себя под кожей, за ухом, это. — Я протянул ей руку, в которой держал злополучный контейнер, и медленно разжал пальцы.

Анна побледнела, а я с облегчением вздохнул. Если она не была гениальной актрисой, то она точно не являлась «чужим», которого я безуспешно искал.

— Что это? — вскинула она ресницы.

— Не бойтесь. Это контейнер.

Я вскрыл его и снова протянул ей:

— Возьмите.

Она осторожно подняла цилиндр и вынула записку. Развернула ее и прочитала. И снова посмотрела на меня. Во взгляде бились страх и надежда.

— Что это значит?

— Это значит, что капитан прав и я не случайно здесь появился. И это мой почерк.

— Где вы ее нашли?

— Нащупал под кожей. Там был разрез, стянутый нитью.

— Дайте я посмотрю. — Она поднялась, подошла ко мне и сунула в руку контейнер и записку. Я охотно повернулся к ней боком.

Ее пальцы были прохладными и чуткими. Я невольно сглотнул, так это было приятно.

— Коновал! — сказала она с негодованием. — Она же загноится! Немедленно на перевязку!

И указала строго вытянутым пальцем на дверь.

В коридоре мы никого не встретили: никому не было дела до чужаков, межзвездных разведчиков и красивых женщин.

В медицинском отсеке Анна принялась хлопотать над моим ухом, время от времени цокая языком.

— Знаете, я рад, что вы не превратились в чудовище, — сказал я, возвращая записку на место и пряча контейнер в карман.

Анна хмыкнула: