Искатель приключений Эмиас Лэй

Если существовал на свете человек, которого боялся Евстафий Лэй, – это был его кузен Эмиас. Прежде всего Евстафий знал, что Эмиас может убить его одним ударом, а есть натуры, которые, вместо того чтобы с радостью смотреть на более сильных и доблестных, смотрят на них с раздражением, страхом и завистью. Затем ему казалось, что Эмиас пренебрегает им. Они не встречались уже три года, но до отъезда Эмиаса Евстафий никогда не мог спорить с ним просто потому, что Эмиас не снисходил до спора с ним. Несомненно, Эмиас часто бывал с ним невежлив и несправедлив. Для Эмиаса все вопросы, касающиеся невидимого мира, которыми попы начинили ум его кузена, были просто, как он выражался, вздором и летошним снегом. Он обращался со своим кузеном, как с безвредным помешанным и, как говорили в Девоне, «полуиспеченным». Евстафий знал это и считал, что его кузен несправедлив к нему. «Он привык недооценивать меня, – говорил он себе. – Посмотрим, найдет ли он меня равным себе теперь».

– О, мой дорогой кузен, – заговорил Евстафий, – в каком я был отчаянии сегодня утром, когда узнал, что ровно на день опоздал к вашему торжеству. Лишь только смог, я поспешил в ваш дом и, узнав от вашей матери, что могу найти вас здесь, бросился сюда.

– Ладно, старина, так естественно желание друг друга видеть. Я часто думал о вас, гуляя ночью по палубе. Дядя и девочки здоровы, а старый пони умер и так далее. А как Дик – кузнец? А Нанси? Должно быть, стала прелестной девушкой? Кажется, полжизни прошло с тех пор, как я уехал.

– Вы действительно вспоминали о своем бедном кузене? Будьте уверены, что он тоже думал о вас и по ночам воссылал свои недостойные молитвы за ваше благополучие.

– Хм, – пробурчал Эмиас, который не знал, что ответить.

На его счастье, в эту минуту к ним приблизился Фрэнк. После обычных приветствий последний обратился к Евстафию:

– Идем с нами в Аппельдор, а затем домой завтракать.

Но Евстафий отклонил приглашение. По его словам, у него срочное дело в Норшэме, а затем в Байдфорде. Он оставил братьев и зашагал по гладкой, устланной дерном дорожке к маленькой рыбачьей деревушке, стоявшей у слияния Торриджа с Тэо. Евстафий Лэй сказал своим кузенам, что идет в Норшэм, но не сказал им, что конечной целью его пути был тот же Аппельдор. Он успокоил свою совесть, дойдя до первых домов деревушки Норшэма, и быстро свернул налево через поля, всю дорогу бормоча что-то о Святой Деве.

Его кузены, весело шагая, как подобает юным людям, по прямой дороге через торф подошли к Аппельдору со стороны гостиницы «Привал моряков» как раз вовремя, чтобы увидеть, почему Евстафий так старался скрыться от них. У дверей гостиницы стояли четыре лошади мистера Томаса Лэя, нагруженные мешками и чемоданами. Грум мистера Лэя держал лошадей, в то время как Евстафий Лэй и двое иностранных джентльменов садились на них.

– Соврал-таки, – проворчал Эмиас, – он сказал нам, что идет в Норшэм.

– Мы не знаем, не был ли он там, – возразил Фрэнк.

– Что? Да ты такой же гадкий иезуит, как и он, если хочешь оправдать его с помощью подобной увертки.

– Он мог изменить свое намерение.

– Да благословит Бог чистоту твоего воображения, мой ласковый мальчик! – сказал Эмиас, кладя свою большую руку на голову Фрэнка, как делала это их мать. – Дорогой Фрэнк, войдем в эту лавочку купить бечевку.

– Зачем тебе бечевка, дружище?

– Чтобы пустить волчок, разумеется.

– Волчок? С каких пор у тебя завелся волчок?

– Я куплю его в этой лавчонке и… пойми, я должен видеть, чем кончится эта игра. Почему бы и мне не иметь заранее заготовленный предлог, как сделал бы Евстафий?

С этими словами Эмиас втолкнул Фрэнка в маленькую лавчонку, которая не была видна стоявшим у дверей гостиницы.

– Что за диковинных зверей привез он! Посмотри на это трехногое существо, которое пытается взобраться на лошадь не с той стороны. Как он смешно карабкается, словно кошка на дерево.

Трехногий человек оказался высокой, смиренного вида личностью, наряженной в пышные одежды, с большим пером и с таким длинным и широким мечом, что он мало отличался по размеру от очень тонких и сухих голеней, между которыми болтался.

– Юный Давид с мечом Саула, – сказал Фрэнк.

– Лучше бы он и не нацеплял меча. Он, наверное, никогда его в руках не держал.

– Почему кто-нибудь из милосердия не тащит за ним эту штуку?

Меч, три или четыре раза отброшенный пинком со своего неудобного места между ногами, немедленно возвращался туда обратно, и, когда рукоятка оказалась немного слишком назади, оружие из-за чрезмерной длины перевязи под смех конюхов и шутки матросов стало дыбом, острием в воздухе – совершеннейший хвост.

Наконец бедняга с помощью стула влез на лошадь. Тем временем его товарищ – иностранец, дюжий топорный мужчина, столь же нарядный и вряд ли более ловкий – сделал такой стремительный прыжок в седло, что свалился бы с другой стороны, если бы его не подхватил конюх, державший стремя. Зато от этого толчка упала его шляпа с пером.

– Черт возьми, тот – с лицом бульдога – побывал в сражении. Видишь, Фрэнк, у него пробита голова.