Искатель утраченного тысячелетия(изд.1974)

– Верно! Все верно: был такой француз. Преподаватель. Примерно, – Савич прикрыл глаза, припоминая, – в 1864—1865 году. Приехал из Санкт-Петербурга. Направлен был N-ским учебным округом.

Какая-то категорическая убедительность была в его интонациях.

– А когда француз был в больнице, из Санкт-Петербурга приезжал следователь по особо важным делам. После допроса в больнице были поставлены часовые. А француз исчез. И тут пошли слухи, будто он беглый каторжник из Гвианы.

«Беглый каторжник из Гвианы?! Ну конечно, это он, Рамо», – чуть не слетело с моего языка. Но я удержался и только спросил:

– А при чем тут больница, Гавриил Игнатьевич?

– Начну издалека. Как я уже сказал, преподаватель французского языка прибыл в Славск в 1864 или 1865 году: этот француз, не знавший ни слова по-русски и вовсе не желавший изучать наш язык, обладал каким-то чуть ли не сверхъестественным даром преподавания: за полгода гимназисты уже стали между собой понемногу говорить по-французски. И читать в подлиннике кое-что нз хрестоматии. Был француз большим любителем природы. Разговаривал с деревьями как с живыми людьми. А однажды в лесу, где преподаватели справляли веселый пикник, он подошел к дереву, погладил его по стволу и произнес по-французски: «Дерево – предок человека».

Савич рассказывал плавно, не спеша. А я томился: скоро ли он дойдет до главного?

– Видели ли вы когда-нибудь горящие болота? – вдруг неожиданно обернулся ко мне Савич. – Скажите, друг мой, – живо заговорил краевед, не ожидая моего ответа, – с чего начинается пожар?

– Неосторожное обращение с огнем?

– Верно! А еще?

– Ну… Гроза, молния зажгла травинку…

– Опять верно… Но знаете ли вы, что болота всегда поступают неправдоподобно? Стоит спокойный, ясный летний день. Ни грома, ни молнии. И ни один живой человек со спичкой или трубкой не был на болотах. Но вдруг ни с того ни с сего болота горят. И тонет все в густом сизом дыму. Болота как бы сами себя зажигают. День, неделю, месяцы не стихает пожар на болотах. Что же это такое: самовозгорание? Да! Безусловно… Простите, – резко отвернулся от меня Савич. – Примиритесь с моим недугом. Тут болезнь любви к моему родному городу, выросшему среди болот. Вернемся к нашему французу…

Так вот. Однажды городок наш оказался в дыму горящих болот. Пожар грозил переброситься на Славск – огню помогал сильный ветер. Все население вышло тушить пожар, спасать родной город. В записях 1865 года упомянуто, что «удивительную смелость и находчивость проявил преподаватель французского языка в Славской гимназии, который бесстрашно появлялся в самых опасных местах и с присущим смелому человеку хладнокровием давал точные указания, как побеждать огонь, а также и сам принимал деятельное участие в тушении оного». Француз не избежал тяжелых ожогов и попал в больницу. Вот тут-то и начинается нечто таинственное и катастрофическое.

Еще пострадавший лежал в больнице, а в городок наш пожаловало какое-то чрезвычайное лицо из Петербурга.

Разговор важной особы с больным происходил без свидетелей. А когда знатное лицо отбыло из больницы, сразу же и у окон палаты, где лежал француз, и у входных дверей в больницу, и у ворот были поставлены часовые… Когда же на следующий день утром чрезвычайное лицо вновь пожаловало в больницу, оказалось, что француз исчез. Как это случилось, неизвестно, об этом записи умалчивают.

Полиция сбилась с ног в поисках пропавшего. Были сделаны обыски во всех ближних и дальних деревнях. Были перекрыты все дороги – полиция обшаривала каждый воз. Но француз как сквозь землю провалился…

Савич глянул на часы. Спохватился:

– Извините! Больше не могу. Обещал быть в кружке юных этнографов. Рассказать им о болотах, на которых стоит наш Славск. А главное, хочу предостеречь детей от притворства болот.

– Притворство болот? Не понимаю!

– Это долгий разговор. В следующий раз… Отложим на завтра…

И, торопливо попрощавшись, Савич ушел. Через большое окно музея я увидел, как он ловко и быстро сбежал с высокого каменного крыльца школы. И тогда я заметил его старческую, в складках шею. Но спина его была молодая, уверенная и настойчивая. Он оглянулся и махнул мне рукой на прощанье.

– Гавриил Игнатьевич! – крикнул я ему вслед. – Этого француза, гвианского каторжника, звали Феликс Рамо?

Но Савич меня не услышал.

ПРИТВОРСТВО БОЛОТ

– Знаете ли вы, что такое болото? – так встретил меня Савич на следующий день.

– В географическом? В почвенно-геологическом?.. – замялся я.

Но Савич будто не слышал вопроса.

– Никакой Талейран не сравнится в притворстве с болотами! Болото – это прежде всего притворство. Вспомните, какое небо над болотом. Какое солнце. Разве такое светило похоже на солнце? Болото заставило солнце притвориться другим светилом… Не совсем понимаете? Скажу ясно. Болота сделали солнце каким-то непонятным небесным телом, что светит на землю сквозь густую белесо-пепельную пелену с едва заметным голубым отливом. Солнце хочет пробиться сквозь сизую болотную пелену на небе и стать солнцем – светить как надо. Не получается. Не выйдет! Болота вмешались в жизнь солнца.