Искатель утраченного тысячелетия(изд.1974)

Небо безоблачное» Солнце работает на меня: жарко, знойно,

8 июля

Какое несчастье! Всю ночь лил дождь. Тропинка к острову потонула – гать снова залита. Неужели ждать, пока сойдет вода? И сколько же еще ждать?

10 июля

Эмульсия для опыта над собой готова. Стоит на холоде.

Снова жара. Бездельничаю. Ни за что не хочется браться.

Смешная мысль: а что, если после инъекции я предстану в каком-то ином виде? Не узнанный никем, я появлюсь в давно знакомых местах. Свободный от преследований полиции, я продолжу свои научные поиски там, где мне вздумается.

И радость моих открытий – тайна вечной юности, тайна вечного здоровья – станет достоянием людей.

12 июля

Гать не просыхает. Ждать больше не могу. Готовить эмульсию в моих условиях не так-то просто. А от жары она придет в негодность через двое суток.

13 июля, 6 часов утра

Все готово к инъекции.

Ходил к обрыву. Все то же. На подступе к обрыву – вода. Кругом – никого.

Делать нечего. Больше ждать нельзя. Через тридцать минут приступаю к опыту над собой.

Так доктор Климов и не смог добраться сюда. Жаль! Буду поминутно вести дневник.

Я прервал чтение и в волнении вбежал в дом. Крысы, испуганные и озадаченные моим появлением, разбегались, метались по комнате, задевая осколки колб и реторт.

На краю стола лежал глиняный кувшин. Из горлышка с отбитым краем торчали иссохшие, изогнутые тоненькие стебельки.

Не собирал ли Веригин нежный вереск – лиловый и лило во-розовый?

Рядом с опрокинутым глиняным кувшином лежал темный позеленевший медный пятак. Не обращая внимания на возню разбегающихся крыс, я смотрел на пятак 1855 года.

Его держал когда-то в руках испепеленный своими поис ками зачарованный отшельник,

И вдруг во мне зазвучал мотив «Ирландской застольной» Бетховена:

Миледи смерть! Мы просим вас

За дверью обождать.

Сейчас нам будет Бетси петь

И Дженни танцевать!

Я опустил в карман медный пятак 1855 года. Вышел на крыльцо, поросшее травой. И стал читать.

ОПЫТ НАД СОБОЙ СДЕЛАН

13 июля 1866 г., 10 часов утра

Записки Веригина

Опыт сделан. Записываю. Вижу: почерк мой совсем не похож на мой почерк. Словно другая рука писала. Пульс слегка учащенный. Дыхание усиленное. Слабый пот по всему телу. В ушах удивительный звон – какой-то радостный, светлый. Сознание ясное.

Полосы! Гигантские прозрачные покрывала, голубые, зеленые, оранжевые, плывут перед глазами, сменяют одно другое. И через такие занавеси мир выглядит все новым и новым. На какой-то миг перед глазами проплыл белоснежный занавес. Вдруг небо потемнело. Пошел дождь. Странное дело! Я отличаю каплю от капли. Я вижу, как эти капли складываются в длинные струи. Еще миг – и все-все кругом утопает в веселом густом голубом свете. Он такой густой, что хочется тронуть его рукой.

А чудесный звон в ушах все сильнее. В едином ритме с ним пульсирует кровь в венах. И тоже словно звучит. Веселая семицветная радуга спустилась с неба на остров. Сердце переполнено радостью, восторгом. Мне хочется петь.

Мне неудержимо хочется петь, играть на флейте…

Дивный звон в ушах и в крови стал затихать. Вот и хорошо: я и впрямь чуть устал.

11 часов 15 минут. Однако же как тяжела стала моя голова! Снова перед глазами дождливый занавес.

Отличаю каплю от капли.

Голова кружится. Руки слабеют. Но сознание ясное. Я четко различаю: по подоконнику ползет муха – одна, другая. Руки не слушаются. Все тело свинцовое. Спать… Спать!

11 часов 30 минут. За… сы… паю.

Жаркий полдень. Значит, я спал! Сколько? Сутки? Неделю? Или час? Не разберу.

Какой прилив сил! Как я голоден! Когда я ел в последний раз?

Так вот где тайна Мефистофеля – Фауста! Вот как решается сказка о живой и мертвой воде! Ура! Скорее к доктору, к людям!

Хлынул дождь, настоящий ливень. Как быть?

Делаю последнюю запись. Уберу все самое нужное и дорогое в печь. Закрою заслонку. Завалю кирпичами.

Попытаюсь пробраться к доктору. Возьму длинные жерди…

Крик! Что за крик? Почудилось? Нет! Неужели доктор добрался до меня? Иду!

– Иду, доктор, иду, иду-у-у! – крикнул Веригин, приложив ко рту ладони, сложенные рупором.

«Иду-у-у!» – повторило эхо.

Впрочем, эти строки не записаны в дневнике Веригина.

И что с ним случилось, неизвестно.

…Далекий долгий протяжный гул. Нарастает все бли же. Вертолет.

Вертолет – за мной!

Бережно держа одной рукой раскрытый портфель с ля гушкой, а другой – пачку книжек Веригина, я отбежал от бревенчатой хаты.

Но я еще вернусь!

НЕ ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ, А СЕГОДНЯ

На маленькой улице в Москве уже светает. Ночную тишину разгоняет привычный знакомый шум большого города. А я все еще чувствую себя на острове среди глухих болот, и все еще глядит на меня в пустые проемы окон развалившейся хаты бледно-голубое небо с серенькими облачками. Постукивая ветками, гуляет по хате ветер… Бетховенский вызов смерти, вызов, который мне вспомнился там, на острове, под визг крыс и звон разбитых колб и склянок, звучит, все звучит в ушах.

Да! Уже пять дней, как я в Москве. И нет мне покоя.