— Думаю, что на корабле богов, под их покровительством, хоть до Солнца долетим, — заговорил, наконец, Кукулькан. — Мои предки, боги, защитят нас в этом путешествии… А тарелка выдержит. Мы, все наши, факультетские, мигом ей диагностику сделаем, разберемся, что к чему в этой древней механике. И за своих, за богов, я ручаюсь жестоко. Держу ось железно.
— Молодец, сынок, — одобрил профессор Моралес. — Вижу, что не зря тебя обучаю. Я в вас всех не сомневаюсь, — добавил он. — Жаль, что сам не могу лететь с вами. Университет на мне висит. Да и возраст. Марс — это не с копьем бегать по родному краю. И вообще… Устал от приключений. Слишком много их было в моей жизни. Лучше уж в древних поиграю в летнем лагере.
— Слетать на Марс — дело, конечно, несложное, — неуверенно произнес Платон. — Рядовое, можно сказать, в наше время…
— Ну вот! — воскликнула Диана. — Тоже мне, конец географии. Какой-то Марс! Невозможного не бывает, — традиционно закончила она.
— Чуть с ума не спрыгнул вчера, — говорил Хуан Карлосович. — Удивительно, что мозг выдержал такое потрясение. Это же надо — взять и открыть целую тарелку, на которой древние исполины летали. Наяву такое увидеть!
— Да, сколько вчера всего успели за один день, — произнес Платон. — Так за каникулы точно успеем до наследства этих древних месоиндейцев добраться. Конечно, все находки, скульптура эта, все так называемые сокровища принадлежат вам. Вашему университету, вашему народу. Как и завещал мой предок, — Платон вертел в руках опустевший стакан. — И, самое главное, великие открытия, когда-то сделанные этими месоиндейцами. Проще говоря, рукописи, свитки. Все, когда-то вывезенное отсюда… Если действительно вывезенное — я еще сомневаюсь, что в жизни бывают такие романтические истории.
— А вот с этим не согласен, коллега, — прервал его сидящий напротив Хуан Карлосович, — открытия — это всему человечеству. Неужели мы, уицевцы, закуркуем от человечества самое главное. Как говорили в Патрисе Лумумбе: "Мы не жлобы, жлобы — не мы". Надо такой девиз на гербе нашего университета написать. Удачная мысль! Ну, давай за Майяуэль! Богиню, даровавшую нам агаву и алкогольные напитки.
Кабинет Хуана Карлосовича, где они сидели за его рабочим столом, сейчас накрытом газетами, оказался минималистически скромным. Как и все в университете. Сидели уже несколько часов. Стол теперь был уставлен грязными тарелками и пустыми бутылками, но оставалась еще жареная картошка, соленые огурцы, в банке с грибами тоже еще что-то оставалось. Профессор Моралес, несмотря на возраст и щуплое сложение, оказался крепким на выпивку. В кабинете регулярно появлялись студенты, приносили новые бутылки текилы и пулькэ. У них это зрелище — два профессора, спокойно поглощающие страшные грибы, еще и с луком, и маслом, и пьющие при этом самогон из агавы — вызывало священное смятение. Мгновенно стало заметно, что уважение и к Платону здесь сильно возросло.
— Какой вы мрачный скептик, коллега, — опять заговорил Хуан Карлосович. — А ведь еще молодой человек. А я вот романтик, хоть и постаревший. В жизни все бывает. Как хотим, так и бывает. Это только от нас зависит. — Он посмотрел в окно, за которым играли в волейбол, раздавались крики и удары мяча. — А деньги нам, кажется, дают. УИЦА берет у нашего национального банка кредит. Под обещание золотых гор.
Платон тоже глядел в окно. При недавнем первом знакомстве со зданием университета оно удивило — оказалось не таким, каким должны быть университеты. Пришельцы из Петербурга увидели длинный одноэтажный дом из пластиковых листов с плоской крышей, показавшийся похожим на длинный ящик. Сегодня оказалось, что ящик не один — УИЦА составляет из себя четырехугольник. В его внутреннем дворе растут араукарии и еще какие-то небольшие деревья, в центре стоит группа абстрактных каменных скульптур и гигантское алоэ. Ощущалось, какая там снаружи сегодня сильная жара.
Сейчас между двух пальм натянули волейбольную сетку. На одной стороне стояли только Ахилл и Конг, на другой — Диана и индейские студенты. Многочисленная команда местных проигрывала, игра у них не получалась. Невысокие и коренастые индейцы старались держаться поближе к Диане, так и бегали по полю плотной толпой. Маленький очкастый Кукулькан стоял у края поля, наверное, в качестве судьи. Он тоже, как загипнотизированный, смотрел на экзотическую здесь красавицу с огненными волосами.
Пьяненький Платон подумал, что совсем скоро она, подобно всем женщинам, догадается, как удобно и выгодно быть стервой. И эта искренняя и веселая Диана исчезнет. А пока можно смотреть, как она играет в волейбол. Платон почувствовал, что ему почему-то неприятно, когда молодые индейцы жмутся к ней.
На скамейках вдоль стены, где нависающая крыша образовывала что-то вроде террасы, сидели девушки-студентки. С неприязнью смотрели на Диану и грызли семечки. Их уже научил этому занятию Ахилл. Сегодня все они, будто договорившись, пришли в университет, одевшись по сверхновой моде — в ярких легких жилетках, конечно, на обнаженное тело.