Искатели

— То-то и оно, что случается, — твердо сказал он. — А у Потапенко вся его работа служит его собственным интересам. Он никогда не думает о деле, а всегда о себе. Работа для него только средство выдвинуться, укрепить свое благополучие, получить еще большую должность.

Савин выпрямился, откинул волосы со лба:

— Предположим, вы где-то возле правды. Но, думается, что не вся правда, Андрей Николаевич, в этом. Я тоже часто размышляю: почему это нам порой так трудно разобраться в подобных людях? Вот и вы, хорошо знаете Потапенко, а не разобрались: так, чувствовали… и все.

Андрей задумчиво потер щеку:

— А по-моему… пережитки капитализма, ну, всякое воровство, взяточничество, оно бросается в глаза, всем видно, а вот… — Он остановился, вопросительно посмотрел на Савина. — Понимаете, такие, как Потапенко, они не воруют… Они иначе действуют. Партия нацеливает на план — он использует борьбу за план. Требуют критики — он использует критику… Внешне все как будто правильно… А на деле это жажда власти. Вот что испортило Потапенко. Честолюбие, карьеризм. Он ведь был отличным парнем…

— Откуда же появляется такое? — спросил Савин.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Отчетно-выборное партийное собрание шло второй день. Выдвигали кандидатов в новый состав парткома.

Виктор Потапенко сидел в первом ряду, у дверей. Минувшая педеля была для него заполнена напряженной подготовкой к собранию, переговорами с возможными противниками, тонкой дипломатической игрой, построенной на неуловимых намеках на то, что будет, когда Потапенко станет главным инженером. Обычно Виктор любил психологические расчеты и комбинации, по сейчас он испытывал усталость и безразличие.

Перед началом заседания заместитель управляющего Ивин, похлопывая его по плечу мясистой рукой, посмеивался: «Быть тебе в парткоме. Не отвертишься. После голосования едем к тебе. Так и знай. Как там твоя Елизавета, шампанского приготовила?»

Виктор вздохнул и с не свойственной ему откровенностью признался:

— Эх, брат, какое там шампанское! У меня дома такая идет холодная война, лучше не спрашивай.

Ему вдруг неудержимо захотелось позвонить домой, к Лизе, позвонить просто так, чтобы она сказала: «Витек, все будет хорошо, ты мой умница, замечательный» — или что-нибудь в этом роде, бестолково, тепло, как умела говорить одна Лиза. Казалось, что прошло много-много лет с тех пор, как она в последний раз говорила с ним так. И может, среди многих его надежд на сегодняшние выборы самой дорогой и тайной была надежда на то, что Лиза признает его правоту. Раз его выбрали — значит, его любят, ему верят и все, что он делал и делает на работе, — правильно. Лиза раскается, и они опять заживут по-старому… Если бы сидящие в зале знали, как важно ему войти в партком, хотя бы ради мира в его семье, ради дома…

Он беспокойно оглядывал зал. Через несколько рядов, позади, расположились молодые инженеры его отдела. Вероятно, ему следовало сесть среди них, чтобы предупредить возможные разговоры или даже выступления. Но сейчас пересаживаться было поздно. Он слишком долго протоптался возле телефона, так и не решившись позвонить Лизе.

Он увидел инженера Полякова и успокоился. Сегодня утром он дал понять Полякову, что если обстоятельства изменятся, то Поляков станет начальником инспекции. Поляков был молодой, энергичный инженер, начальник инспекции его затирал, и Виктор, вспоминая свои слова, по сути справедливые и идущие на пользу дела, снова испытал удовлетворение.

Неподалеку от Полякова сидели Лобанов, Борисов и несколько коммунистов из лаборатории. Виктор подумал о статье Тонкова и Григорьева и посмотрел на Андрея как на обреченного.

Встретившись глазами с Борисовым, Виктор отвернулся, скрывая усмешку. Вчера Борисову так и не дали слова. Долгин, который сидел в президиуме рядом с председателем, отодвинул Борисова в самый конец списка записавшихся. Потом, за поздним временем, прения решили прекратить, и последнему, перед секретарем райкома Ковалевским, предоставили слово Виктору.

Он выступил самокритично, признал многие упреки. В отличие от других выступавших, Виктор говорил не по бумажке, и это понравилось. Он растрогал собрание воспоминаниями о суровых днях войны и ослепительными перспективами будущей работы. Умело затронул больное место — беспорядки со спецодеждой. По поводу одного резкого выступления он удачно заметил, что боязнь подхалимажа у некоторых товарищей доходит до того, что они обязательно стараются нагрубить каждому начальнику. Виктору аплодировали, и даже Ковалевский одобрительно и звучно похлопал в ладоши.

Сегодня председательствовал Долгин. И, прислушиваясь к его жестяному, гремящему в репродукторах голосу, Виктор с надеждой ловил признаки того, казалось, незыблемого распорядка заседания, который они тщательно продумали с Долгиным.