Искатели

Брэда он не увидел. Но когда Мартин оказался на вершине холма, он вдруг наткнулся на сожжённый куст можжевельника, который заставил его застыть на месте. Это был всего лишь можжевельник, но его искривлённые обожжённые ветви, разительно похожие на человеческие руки, которые словно тянулись к небу, его покорёженный ствол, чем-то напоминавший человеческую фигуру, замершую в непередаваемой агонии, заставили Мартина похолодеть. Он смотрел на этот куст и чувствовал, как в его сердце холодной змеёй вползает страх. Закрыть, закрыть глаза... сквозь них в душу вползало, вливалось что-то чужое, жуткое... Мартин потряс головой. Он чувствовал, как во всё его существо неслышно, неощутимо проникает незримый, но бесконечный кошмар. Страх, подсознательный, непонятный, беспричинный, уже не оставлял его. «А ведь это всего лишь можжевельник», — попробовал сказать он сам себе и не узнал своего собственного голоса. Увидев этот куст, с его жутко протянутыми в стороны, безобразно искривлёнными ветвями-руками, любой индеец подумал бы, что в нём обитает какой-то могущественный злой дух, дух, который приносит одно лишь несчастье, и постарался бы как можно дальше уйти от этого опасного места. И Мартин, который в каком-то непонятном оцепенении смотрел сейчас на него, тоже чувствовал, как его переполняет ощущение какой-то страшной беды, которая неизбежно уготована им на их пути. Этот куст можжевельника был знаком того, что их не ждёт ничего хорошего, что с ними должно случиться что-то страшное.

Мартин считал себя уже достаточно взрослым, и умом он понимал, что испытывать страх и ужас при виде какого-то дерева, пусть даже и ужасного на вид, недостойно настоящего мужчины. Наверное, ему надо было просто подойти к этому уродливому дереву, срубить его или вырвать с корнем, и тем самым продемонстрировать, что он ничуть его не боится и что он в любом случае является хозяином положения. Но он почему-то не мог заставить себя сделать и полшага к нему. Сама мысль об этом казалась ему совершенно невозможной.

Мартин медленно развернулся и направился обратно к Эймосу, чувствуя, как остатки храбрости покинули его и как вся его душа трепещет от предощущения тех страшных испытаний, которые, как он был теперь твёрдо убеждён, уготованы им впереди.

На закате дня они увидели Брэда. Он во весь опор скакал к ним, вздымая вокруг себя огромное облако пыли.

— Я видел её! — закричал Брэд, ещё не подъехав. — Я видел Люси!

— Где?

— В лагере индейцев. Они остановились возле большого ручья, расставили вигвамы, разложили костры. — Он резко обернулся и взмахнул рукой: — Видите дымок вон там? Он поднимается от их костров.

Действительно, в воздухе над ближайшими пригорками поднималось едва различимое дымное марево — след от индейских костров.

— Это не ручей, а, должно быть, река Уорриор-ривер, — сказал Эймос. — В ней много воды, так?

— Ты что, не слышал, что я сказал? — завопил Брэд Мэтисон. — Я говорю, я видел Люси. Я видел, как она шла по лагерю...

— А на каком расстоянии ты был от лагеря? — Голос Эймоса был равнодушным.

— На большом. Несколько сот ярдов. Но я прекрасно видел их лагерь, потому что он был внизу — я подполз к самой вершине холма, который находится над ним, и мог ясно видеть всех команчей.

— А Дебби ты видел? — спросил Мартин Паули.

— Нет. Но у них с собой много тюков и связок с вещами. Может быть, Дебби находится в одном из них и спит. Я насчитал всего пятьдесят одного индейца. Чёрт побери, Эймос, почему ты рассёдлываешь лошадь?!

— Потому что это место ничуть не хуже любого другого, чтобы устроить здесь привал. — Он посмотрел Брэду Мэтисону прямо в глаза: — Я не хочу снова рисковать, как ты, и поднимать такой огромный столб пыли, привлекая внимание индейцев. Мы тронемся в путь, как только наступит темнота. И безопасно пройдём всё расстояние до индейского лагеря. Но только зайдём мы к нему с другой стороны. Так, что они нас и не заметят.

— Ты хочешь тянуть время! — осуждающе проронил Брэд.

— А нам нет нужды спешить, — парировал Эймос. — Всё, что нам нужно, это чтобы индейцы привели нас прямо к своей деревне. К тому месту, где живут их вожди, жёны и дети.

— Но... но... — Было видно, что Брэд просто не находит слов. — Но ведь там у них сейчас Люси! Она у них! В их руках! Мы должны сделать всё, чтобы немедленно освободить её! Слышишь, немедленно!

— Брэд, — твёрдо сказал Эймос, — я хочу, чтобы ты это уяснил: та девочка, которую ты увидел в лагере индейцев, не была Люси. И не могла быть ею.

— Я говорю тебе, я видел, как Люси шла по лагерю, и...

— Я уже слышал это! — резко бросил Эймос. — Ты говоришь, что видел, как она идёт по их лагерю? А ты видел её светлые волосы?

— Нет, на голове у неё был платок, но...

— Её там нет, Брэд!

— Чёрт бы тебя побрал, Эймос — я бы узнал её и среди миллиона других женщин!

— Скорее всего, ты просто видел какого-то индейского мальчика в женской одежде, — покачал головой Эймос. — Они частенько так одеваются. И покрывают головы. А ты принял его за Люси.