Искатели истины

Стараясь не нарушить настроение пастора, по-видимому, на столько самоуглубленное, что он даже не заметил приближения посетителей, Грачик молча поманил Кручинина. Тот приблизился и тоже осторожно заглянул в каюту. Миг продолжалось его колебание. Но тут же он проскользнул мимо пастора и, стоя в каюте, внимательно оглядывал ее внутренность.

Тесное помещение было залито светом. Веселый солнечный луч, проникнув сквозь раздвинутый кап, падал прямо на бескровное лицо убитого шкипера. Эдвард Хеккерт сидел на койке, откинувшись к переборке, с руками, протянутыми по привинченному к палубе столу, отделявшему сидящего от узкого пространства перед входом. Знакомая всем старая фуражка шкипера с облупившимся большим козырьком была надвинута на самый лоб.

При появлении друзей пастор поднялся с колен.

— Как печально, — негромко проговорил он — Мы все его так любили.

Он с грустью поглядел на убитого.

— Я буду там. — Он махнул в сторону палубы и поднялся по трапу, на ходу надевая черную шляпу.

Как только он вышел, Кручинин быстро осмотрел место происшествия. Его замечания были, как всегда, коротки и как бы адресованы самому себе:

— Удар по голове металлическим предметом…

В подтверждение он приподнял фуражку, прикрывавшую голову шкипера, и Грачик, действительно, увидал на темени убитого рану, от которой кровь растекалась по затылку.

— …нанесен человеком, стоявшим там, где стою сейчас я, — продолжал Кручинин.

Он протянул руку, примериваясь. Его взгляд ощупывал все углы каюты. Внезапно в нем вспыхнул огонек нескрываемого удовольствия. Взглянув туда же, куда были устремлены его глаза, Грачик заметил лежащий на полу у переборки блестящий предмет.

Это был кастет.

Тот самый кастет, который они два дня тому назад рассматривали в руках Оле Ансена, или, во всяком случае, как две капли воды схожий с ним.

— Пожалуйста, поскорей, — нетерпеливо сказал Кручинин, глядя, как Грачик нацеливается объективом аппарата на кастет и старается захватить в объектив часть помещения, чтобы точнее зафиксировать положение возможного орудия преступления.

Как только щелкнул затвор, Кручинин со всеми необходимыми предосторожностями взял кастет и внимательно осмотрел его. Затем обошел стол и исследовал его так, что, глядя со стороны, можно было бы подумать, будто он его обнюхивает. Кручинина особенно заинтересовал край стола, обращенный ко входу в каюту.

— Так и надо было думать: я ошибся. Убийца стоял вовсе не там, где я показывал прежде, а на противоположной стороне стола, — с удовлетворением проговорил Кручинин. — Не отсюда он не мог дотянуться до головы жертвы, не опершись о стол.

И Кручинин показал Грачику на край клеенки, где он сначала было ничего не заметил. Лишь воспользовавшись лупой, он нашел от печаток целой руки — и ладонь и все пять пальцев.

— Это уже не визитная карточка, а целый паспорт, не правда ли? — проговорил Кручинин. — Сними-ка клеенку. Вместе с кастетом это составит неплохую коллекцию.

В каюту вернулся пастор.

— Я вижу, — сказал он, — вы тоже нашли то, что я заметил сразу, как вошел, — и он указал на кастет, который осторожно, куском газеты держал Кручинин. — До сих пор не могу поверить, что это возможно…

Оба друга поняли, что он имеет в виду Оле.

— У меня в голове это тоже плохо вяжется с образом Ансена, — ответил Грачик.

— Мне тяжелее вашего, — грустно произнес пастор. — Я очень хорошо узнал парня и думал, что сумею вернуть его на путь истины. Он был жаден до суетных благ жизни, но вовсе не так испорчен, чтобы можно было ждать столь страшного дела… Для меня это тяжелый удар. Кто знает, может быть, доля вины падает и на меня, не сумевшего молитвой и внушением удержать его душу на пути к падению…

— Удержать от чего? — спросил Кручинин.

— …не очень хотелось говорить это кому бы то ни было, но… вы иностранцы, и то, что я скажу, уйдет вместе с вами. Если Оле невиновен, а я тешу себя этой надеждой, несмотря на очевидность его вины… Да, так я скажу вам, если вы обещаете не рассказывать этого никому из здешних людей. Не нужно натравливать их на юношу…

— Что вы знаете? — нетерпеливо перебил его Кручинин.

— Знаю? — пастор пожал плечами. — Решительно ничего.

— Так в чем же дело?

— Я хотел только сказать, что, несмотря на очевидное всякому стечение улик, складывающееся не в пользу Оле, я не хочу верить в его виновность.

— Что вы называете «стечением улик»? — спросил Кручинин. — Пока я не вижу ничего, кроме этого кастета. И нужно еще доказать, что он принадлежит именно Ансену.

— На острове, — опустив глаза, тихо промолвил пастор, — между Оле и убитым произошла ссора. Юноша угрожал старику. — Он умолк было, но после некоторого колебания, словно в нерешительности, договорил: — Я бы предпочел не слышать то, что слышал.

Грачик понял, что речь идет о споре, обрывки которого слышали и они с Кручининым.

— О чем они спорили?

— О каком-то спрятанном богатстве, о кладе, что ли. Выдать этот клад или не выдавать? Кому? Я не очень хорошо понял, в чем дело. Из скромности я отошел и не стал слушать. Кто мог думать, что теперь это приобретет такое значение?

— Да…