- Ну нет, - возразил гость, опускаясь на коврик. - Как говорит поэт, в наше время доходней валять дурака, ибо мудрость сегодня в цене чеснока.
- Складно сказано, но не про нас. У нас в народе мудрым словом дорожат по-прежнему.
-Приятно слышать, - отозвался гость. - Но слово - серебро, молчание золото. А я ведь как будто просил самого дорогого...
Хасан присвистнул.
-Так вот чего тебе подавай: молчания!
- А что? - Посетитель прищурился. - Разве молчание не по твоей части?
- Сам видишь, - засмеялся Хасан, сверкая глазами и зубами. - Но для хорошего человека чего не сделаешь...
И, уморительно зажав губы смуглыми пальцами, он вышел из лавки.
Оставшись один, посетитель положил перед собой бывший с ним узелок и осторожно развязал концы тонкого шелкового платка, в котором оказалась искусно переплетенная рукопись. Полюбовавшись цветными заставками, он стал медленно ее перелистывать, любовно и придирчиво оглядывая страницы, испещренные витиеватыми буквами...
За тонкими стенами кофейни по-прежнему галдел базар, а посетитель словно бы ничего и не слышал, поглощенный своим занятием. Губы его шевелились, беззвучно произнося какие-то слова. Вдруг что-то заставило его очнуться и прислушаться.
- Хозяин, кто там поминает Хайяма?
- Да вот, - с готовностью отозвался дежуривший у дверей Хасан, - ходят тут двое. Странные такие... Не удивлюсь, если узнаю, что у них не все дома.
- В самом деле, - пробормотал посетитель. - Люди, у которых все дома, вряд ли станут разыскивать человека, которому от дома отказано.
Он снова тщательно увязал рукопись и стал рыться в карманах.
- Ну, прощай, - сказал он, поднимаясь и протягивая Хасану не без труда найденную монетку.
- Это за что же? - искренне изумился тот.
- За молчание! - улыбнулся посетитель и вышел.
А Фило и Мате все шли и не заметили, как забрели на пыльную безлюдную улочку с невысокими глинобитными домами.
Как известно, дома на Востоке обращены окнами во двор, и оттого улицы там похожи на узкие, глухие коридоры. Бродить по таким коридорам, наверное, не очень-то приятно, особенно после шумного и людного базара. Не удивительно, что путники примолкли и загрустили. Мате, впрочем, все еще выкрикивал иногда: "Хайям, Хайям!", но Фило давно прекратил свои поучения и шел с недовольной физиономией, мрачно вздыхая.
Вдруг чей-то голос позади них отчетливо произнес:
Кто здесь Хайяма звал так громогласно?
Конечно, чужестранец - это ясно!
Свой знал бы, что в немилости Хайям,
И времени не тратил бы напрасно!
Друзья прямо к месту приросли: наконец-то хоть кто-нибудь, кто расскажет им про Хайяма! Мате, правда, не понял, почему этот "кто-нибудь" изъясняется стихами, - с его точки зрения, человеку нормальному такое в голову не придет. Он шепотом поделился своими опасениями с Фило, но тот и не думал удивляться: Восток - край поэтов, здесь все говорят стихами!
Приятели обернулись и увидели, что единственный на всю улицу прохожий медленно удаляется в противоположную сторону. Еще мгновение - и спина его в потертом халате скроется за углом...
- Подождите, куда же вы? - отчаянно завопил Мате и ринулся было следом.
Но Фило поспешно оттащил его обратно:
- Шш-ш! Вы что, никогда не читали "Тысячи и одной ночи" или, по крайней мере, "Старика Хоттабыча"? Да разве так обращаются к встречным на Востоке?
Он в два прыжка нагнал уходящего (откуда только прыть взялась!), приложил руку сперва ко лбу, потом к груди и, отвесив низкий поклон, разразился следующей речью:
- О благородный и досточтимый господин, да продлит Аллах дни твои, и да расточит он тебе милости свои, и да пребудут в доме твоем благополучие и достаток! Ты произнес имя "Хайям" - значит, ты его знаешь?
- Странный вопрос, - резонно возразил незнакомец, - можно ли произнести имя, которого не знаешь?
Фило смутился.
- Прости, я неточно выразился. Я хотел спросить, знаешь ли ты Хайяма.
- Это дело другое. Хайяма я знаю, как себя самого.
- Даже так хорошо?!
- Наоборот, так плохо!
- Ты смеешься надо мной, да ниспошлет тебе Аллах веселую старость!
- Ничуть, - отвечал встречный. - Где ты видел человека, который знает себя хорошо?
Неожиданный ответ рассмешил друзей, но Мате не дал-таки разговору уклониться в сторону. Не в том дело, хорошо или плохо, - довольно уже и того, что незнакомец вообще знает Хайяма.
- И даже не одного, - подхватил тот, все более оживляясь. - Я знаю Хайяма-бездельника и Хайяма-трудолюбца, Хайяма-простолюдина и Хайяма-царедворца, Хайяма-невежду и Хайяма-мудреца, Хайяма-весельчака и Хайяма-печальника...
- Постой, постой, да будет благословен язык твой! - прервал его Фило. - У тебя слишком много Хайямов, а мы хотим видеть только двоих: Хайяма-поэта...
- И Хайяма-математика, - поспешно ввернул Мате.
Незнакомец сказал, что нет ничего проще: он охотно проводит их, если только они не заставят его являться в гости прежде назначенного срока и согласятся побродить с ним немного, чтобы скоротать оставшееся время.
Фило, разумеется, рассыпался в благодарностях, обильно уснащенных цветистыми оборотами и взываниями к Аллаху. Старательность его, видимо, позабавила незнакомца.
Александр Иванович Куприн , Константин Дмитриевич Ушинский , Михаил Михайлович Пришвин , Николай Семенович Лесков , Сергей Тимофеевич Аксаков , Юрий Павлович Казаков
Детская литература / Проза для детей / Природа и животные / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Внеклассное чтение