Искатели потерянного ковчега. Индиана Джонс и последний крестовый поход

Вдруг он увидел, как пара голубей вылетела через хлопающую на ветру дверь багажного отделения. Уже догадавшись, в чем дело, он бросился туда. Поезд замедлял ход, приближаясь к станции, и вдалеке Фетровая Шляпа разглядел Инди, идущего вниз по улочке, застроенной скромными деревянными домами.

Глава третья НА ДОМАШНЕМ ФРОНТЕ

Запыхавшийся, но счастливый, Инди влетел в дом. Он быстро запер дверь и бросился из кухни в комнату, по дороге не забывая поглядывать в окно. На улице никого не было.

Он пересек холл, зашел в другую комнату и опять выглянул на улицу. Солнце слепило глаза. Во рту он все еще ощущал вкус пыли. Стакан воды — вот чего ему сейчас хочется. Большой стакан ледяной воды! Но — всему свое время. Сначала надо поговорить с отцом.

— Папа!

Ответа не последовало, но мальчик точно знал, что отец дома. С тех пор, как умерла мать Инди, он, казалось, вообще не выходил из кабинета, так и сидел все время сгорбившись над своими манускриптами и пергаментами. Прошлое стало для него реальнее настоящего.

Достаточно посмотреть на дом, подумал Инди. Нигде не чувствуется женской руки, нет уюта — кругом только книги, да кое-какие старые вещи. Если бы Инди по временам не убирался, все давно утонуло бы в пыли. Иногда мальчику казалось, что реальность для отца ограничивается стенами его кабинета. Все, что вне их — не существует.

Инди приоткрыл дверь. На полу кабинета горкой были сложены книги, свалившиеся с полок. Стены завешаны картами древнего мира, изображениями живописных замков и соборов. В одном углу был виден ржавый шлем, некогда украшавший гордую голову какого-то рыцаря.

Все здесь имело смысл, подчас недоступный пониманию мальчика. На всем лежал отпечаток преклонения перед европейской средневековой культурой.

Инди откашлялся.

— Папа!

Его отец, профессор Генри Джонс, сидел за массивным столом красного дерева, углубившись в работу. Все вокруг было завалено бумагами и рукописями. Инди глядел на спину отца. Как хотелось ему, чтобы тот обернулся, кивнул ему, заговорил, хоть как-то дал понять, что сын ему дорог. Мальчик был уверен, что отец слышал его, а молчание — лишь знак, что тот не хочет, чтобы ему мешали. Он всегда был недоволен, когда его отрывали от работы.

Но сегодня у Инди не было выбора — его дело было слишком важным. Он приблизился к столу, краем глаза увидел древний пергамент, над которым работал отец, и произнес:

— Папа, я должен поговорить с тобой.

— Выйди! — сказал Генри, не поворачивая головы.

— Но это действительно очень важно!

Генри, не отрываясь от работы, бросил:

— Тогда жди. Досчитай до двадцати.

— Но послушай…

— Джонс младший, — произнес Генри сурово. В голосе послышалась угроза.

Инди кивнул и покорно сделал шаг назад. Он чувствовал, что отец разозлился. Слабым голосом принялся он считать, временами бросая взгляд на пергамент на столе. Верхняя страница его была украшена изображением витражного окна, на котором можно было заметить несколько римских цифр. Отец переносил рисунок в тетрадь.

— Это тоже очень важное дело… торопиться тут нельзя… девятьсот лет понадобилось, чтобы этот пергамент из гробницы Св. Софии в Константинополе попал на стол к человеку, возможно единственному в мире, который способен разобраться, что к чему.

— …девятнадцать, двадцать.

«Но ведь я пришел к нему с действительно важным делом, почему же он не обращает на меня внимания?», — подумал Инди.

Он вытащил из-под рубашки крест Коронадо и принялся громко, торопливо рассказывать:

— Мы были в пещере с ребятами…

— А теперь посчитай по-гречески, — не слушая сына и все еще не повернув головы, приказал Генри.

Он никогда меня не слушает.

Инди почти ненавидел отца в такие минуты.

Обозленный, он начал громко считать по-гречески. Ему казалось, что каждое слово превращается в упрек, который он бросает в лицо своему упрямому отцу.

Вдруг ему показалось, что он услышал шум автомобиля. Не переставая считать, он, пятясь, вышел из кабинета, и увидел, что перед домом остановилась полицейская машина.

Что же мне делать? Он по опыту знал, что если до отца дойдет, что в доме была полиция, то он точно решит, что Инди опять что-то натворил. И объяснять ему бесполезно.

Мальчик бросил взгляд в открытую дверь кабинета — отец все еще трудился над рисунком, бормоча себе под нос:

— Пусть тот, кто вложил смысл в эти знаки, поможет мне осмыслить их.

Затаив дыхание, Инди плотно закрыл дверь и прошел в холл. Он едва успел засунуть крест под рубашку, как входная дверь распахнулась, и в дом ввалился запыхавшийся Герман, крича:

— Я привел его, Инди! Я привел его!

Дверь снова открылась и вошел шериф.

— Шериф! Сэр! Их было пять или шесть человек! Они чуть было меня не схватили…

— Все в порядке, сынок. — Шериф поднял руку. — Он все еще у тебя?

— Да, сэр. Он здесь.

Инди вытащил крест и передал его шерифу, который небрежным жестом взял его, даже не потрудившись рассмотреть. Передавая крест, Инди почувствовал какую-то неестественность в поведении шерифа. Но ведь тот не знал, что пришлось пережить мальчику.