Искатели сбитых самолетов

А недалеко от них на поляне горел разбившийся «ястребок» и в сплющенной кабине корчился и стонал потерявший сознание летчик… Ребята словно почувствовали что-то. Побросали лишнее оружие и почти бегом пустились по просеке к «ястребку».

Какая картина открылась им, вы уже знаете из рассказа Пижона (да, да, это ведь был именно он!).

…Когда Владлена Сергеевна увидела ребят, едва волокущих из леса что-то тяжелое, бесформенное, она закричала в безотчетном страхе:

— Я так и знала!

Что она хотела сказать — она и сама не знала. Увидев вместо лица кровавую, запекшуюся маску, отшатнулась:

— Что это?

— Наш… Из кабины едва вытащили… Еще бы чуть, совсем сгорел…

— Давайте же что-то делать… воды!

Владлена Сергеевна не сразу вспомнила, что она совсем недавно, перед войной, окончила курсы медицинских сестер. Преодолевая ужас, она все же принялась при помощи ребят вправлять вывихи, делать перевязки, примочки.

— Ах, нету йоду! Нет спирта… Никакой антисептики! Йодоформу хотя бы посыпать на это, — сокрушалась она, врачуя раны летчика. — Почему вы не захватили, ведь должна же быть в самолете аптечка!

— Самолет горел, самого-то едва успели…

— Из этого нельзя было, а вот в другом… Мы как-то не догадались, — объяснял Морячок.

— Ну, идите скорей к другому, к третьему, к пятому-десятому, лишь бы там было то, что нужно!

Летчик, то ли от ее крика, то ли от воды, которой она пыталась промыть его лицо, приоткрыл один глаз, странно засветившийся на бесформенном лице. Посмотрел и хрипло, с каким-то ужасом произнес:

— Черти… рогатые…

Во время перевязок еще несколько раз он приходил в себя и, вскрикнув: «Черти рогатые, терзайте!» — снова впадал в забытье.

— Он бредит, он погибает… чтобы спасти, надо кофеин… Противостолбнячную сыворотку… Обезболивающее… Мальчики, милые, бегите, отыщите! — взмолилась Владлена Сергеевна.

И ребята отправились в обратный путь, хотя сами они были чуть живы.

Дни без чисел, ночи без сна

С тех пор Владлена Сергеевна не отходила от постели раненого летчика. Не отрываясь глядела на него, слушала, как дышит. Ночи не спала. Сквозь почерневший слой ожога невозможно было рассмотреть черты его лица. Но ей казалось, что этого молодого человека она знала давным-давно…

Кто он, откуда, не могла вспомнить… В планшете, спасенном мальчишками, была лишь полетная карта, и на полях ее карандашом — «В. Цыганков». И еще фотография какого-го малыша с бабушкой.

В чертах мальчика она определенно находила что-то знакомое.

— Он на кого-то похож, — объясняла вожатая девочкам, льнувшим к ней теперь еще больше. Они регулярно дежурили у раненого. Летчик лежал на старой деревянной кровати, на шелковистых простынях, сделанных из парашюта. Девочки ухитрились даже сшить себе белые одеяния.

Никто, кроме лесных сестер да Зиночки, ничего в шитье и кройке не понимал. Владлена Сергеевна сама никогда этим не занималась. Но в конце концов общими усилиями удалось сшить нечто среднее между древнегреческими хитонами и рубашками для сумасшедших. Рукава получились широкие, подолы до пят. Но оно и к лучшему — не так комары кусают!

Парашютный шелк (мальчики принесли его и с немецкого самолета) был гладок, приятен на ощупь и ложился красивыми складками. Белизна его отливала розовым. И будь здесь мастерицы поискусней — можно было бы сшить настоящие бальные платья.

Облачившись в белую хламиду, вожатая спрашивала:

— А я не страшная в этом наряде? Меня летчик не испугается, когда увидит?

— Ой, что вы, вы настоящий ангел, Владленочка Сергеевна, — всплескивала пухлыми ладошками Лизочка, — как на картинке!

Преобразились и мальчишки. Теперь все они были одеты в маскировочные накидки, обуты в сапоги солдатского образца.

Кое на ком вскоре даже появились военные мундиры. На длинном Журе форма черного цвета сидела так ловко, что его можно было принять за офицера.

Мальчишки нашли множество разных вещей — от зубной пасты и до консервов, от солдатских сапог до фотоаппарата. А лекарств теперь было сколько угодно. И в ампулах и в порошках. Что удивительно: ампулы оставались целыми, тогда как фашисты все до одного разбились.

Теперь у ребят были немецкие и голландские консервы. Сгущенное молоко — датское, кофе — английский, шоколад — швейцарский.

Через соску летчика поили шоколадом, как маленького.

— Неужели он на всю жизнь некрасивым останется? — сокрушались девочки.

— Подумаешь, красота, были бы ноги, руки в порядке, летчику главное — летать и фашистов бить! — заявляли мальчишки.

— Все равно мы его будем любить, верно ведь? — обращалась Владлена Сергеевна почему-то все больше к девочкам.

Весь лагерь только и жил теперь заботами о раненом пилоте.

Лесные сестры приносили ягоды и выдавливали сок. Варили крепкую уху-тройницу — из ершей, окуней и щук. Целебная получалась.

Вот только все без соли. Удивительно, ни разу не нашли ребята среди обломков самолетов ни хлеба, ни соли.

А самолеты все летали и летали. Словно здесь, над старым хутором, пролегала воздушная дорога и на ней специально подстерегала их засада. В их районе валялось четыре сбитых самолета.