— На месте этих колышков мы должны вырыть ямы метр на метр, глубиной — полтора. Потом ставим в них бревенчатые сваи, засыпаем и поверху связываем брусчатым ростверком. Таких объектов у нас шесть. Берите инструмент и копайте!
— Понятно, — проворчал Олег. — Работка для каторжников и будущих руководителей производства.
— А как вы думаете, из инфантильных студентиков получаются директора? — взвизгнул фальцетом командир. — Пока не понюхаешь робы, пропитанной собственным потом, не сумеешь оценить созидательный труд граждан, которыми ты обязан руководить и вести их в необозримые светлые высоты коммунизма. Повторить? Не надо. За работу! Обед в час дня.
Копали мы с рассвета до заката. Лом, кирка, лопата — оказались бесполезными. Мы выковыривали плоские камни из вечного льда молотком, зубилом и кованой скобой. Снизу знобил мороз, сверху жарило горячее солнце. Со всех сторон атаковали эскадрильи комаров, мошкары и гнуса. Раз в час мы прерывались на пятиминутный отдых. По окончании пятой минуты раздавался пиратский вопль Митрича: «Романтики! В яму!» Надо отдать должное командиру — он вкалывал наравне с нами, а после заката еще и сидел в углу барака за нарядами и процентовками. Он вызывал у нас уважение еще и тем, что по всей коже имел глубокие рубцы — последствие укусов какой-то гнусной мошки, с которой познакомился на берегу Ледовитого океана. После её укуса кожа гниёт, от чего остаются «на память» отвратительные глубокие рубцы. Митрич представлял собой тип «вечного студента», учился седьмой год и каждое лето выезжал в Сибирь. Ходили слухи, что он поставил себе цель заработать миллион рублей, и, видимо, осталось копить ему совсем немного.
После ужина мы ложились на нары, унимая ноющую боль в спинах. Кто-то писал письма, кто-то читал, кто-то разговаривал с соседом. По рукам ходили книги. Самые интересные, за которыми выстроилась очередь, были «Особый район Китая» Владимирова и «Пятьдесят лет в строю» графа Игнатьева. Я пустил по рукам свой журнал с повестью Филимонова «Чукоча» и пьесой Арбузова «Жестокие игры».
Перед текстом повести имелось предисловие, в котором говорилось: «Владимир Филимонов — авантюрист с доброй жилкой. В молодости нашёл за Полярным кругом красивейший изумруд, который оставил себе на память. Но приятели эту тайну доложили милиции. Человека посадили в Бутырку, где ему быстро перебили нос и сломали челюсть. А Филимонов в ответ за два присеста написал повесть «Чукоча» — про собаку, которую предал человек». Мне там понравилась фраза: «В то лето я хорошо расходился и без труда проходил 50-70 километров в день, по болотам и таёжной чащобе».
В пьесе Арбузова нашел песню, которую стал напевать во время работы:
Я мало ел и много думал,
Ты много ел и мало думал,
А в результате — как же так? —
Ты умница, а я дурак.
Пока до меня дошла очередь на прочтение мемуаров «красного» графа Игнатьева, мне казалось, что я знаю содержание романа почти наизусть — так живо обсуждалась книга населением барака. Мне заранее стало известно, что после революции царского атташе Советы не признали. Он перевел миллион царских червонцев на свой личный счет и оберегал их от попыток жуликов присвоить. Сам жил в пригороде Парижа и зарабатывал выращиванием шампиньонов в подвале своего домика, продавая их в рестораны. Честно сказать я вовсе не сочувствовал графу: деньги он передал коммунистам, и вряд ли они пошли на что-нибудь полезное. Лучше бы нищим русским эмигрантам раздал… Но вот, когда очередь дошла и до меня, нашел-таки то, что другие проглядели. Оказывается, наш военный атташе в Париже граф Игнатьев стоял у истоков «Ситроен».
«После размещения во Франции заказов на полевые гранаты у меня еще долго оставался на руках невыполненным полученный из России заказ на шрапнели. В конце концов Бакэ указал мне на какого-то Ситроена:
— Это не то банкир, не то торговец, но во всяком случае не промышленник. Говорят к тому же, что отец его — выходец из вашей Одессы. Его настоящая фамилия Цитрон.
На следующий день в мой кабинет вкатился быстрым, энергичным шагом маленький человек лет сорока в безупречной черной визитке, с маленькой ленточкой Почетного легиона в петлице.