– Позвольте, ваше сиятельство помочь мальчишке, – спросил Евлампий у графа, – ранка-то нехорошая.
Граф кивнул головой и вышагивая, опираясь на трость, подошел к мужчине, очевидно отцу.
– Месье, позвольте моему слуге помочь ребенку, он неплохой лекарь.
– Буду рад, месье. Меня зовут Бертран де Грасси, – представился француз.
– Граф Петр Шереметев, – поименовался и Петр Борисович.
Евлампий же начал действовать, не особо обращая внимания на ритуал приветствия знатных персон. Рядом стояла скамья, он посадил на нее ребенка, спустил вниз окровавленный чулок, из своей кожаной сумы достал флакон с настоем тысячелистника на спирту, и тряпицей протер рану от крови, порез был глубоким.
– Все будет хорошо, парень, – сказал ли мальчику, кусающему губы от боли, – сейчас будет больно, – и он достал медицинскую иглу с шелковой нитью, и сделал шесть швов на ране, стянув кожу внахлест, что бы не было шва после заживления, обрезал нитки, и смочив тряпицу в том же растворе, наложил на рану, и замотал крепко- накрепко.
– До свадьбы заживет, – усмехнулся лекарь и передал своего пациента в руки взволнованных матери и отца.
– Спасибо вам, – поблагодарил его Бертран, и потянулся к поясу и начал доставать деньги.
– Не надо, месье, – отказался Евлампий, – но повязки постарайтесь менять через день.
Евлампий
– В какой гостинице вы остановились? Мы можем вам рекомендовать нашу Luna Baglioni, мы сами там остановились, отличная кухня, прекрасное место.
– Пожалуй соглашусь, с вами месье, да и Евлампию проще, если он вдруг понадобится пациенту.
– Конечно, – улыбнулся де Грасси, – позвольте представить вам мое семейство. Луиза, моя жена, – женщина кивнула графу, осмотрелась, и с облегчением увидела стоявшего рядом лекаря, – мои сыновья -Анри, которому вы помогли, и Кристоф, дочь Катерина, и наша гувернантка Николь.
– А это мои слуги, Елпидифор и известный вам лекарь Евлампий, – представил граф своих слуг.
– Мы пойдем осматривать Венецию, я здесь первый раз, – улыбнулся граф, – прошу меня извинить, – он поклонился новым знакомым, и русские путешественники направились к собору Святого Марка.
Осмотрев все, увидев своими глазами знаменитейшие церкви Венеции, палаццо, граф на гондоле отправился к рекомендованной французом гостинице. Уже вечерело, и он сильно проголодался, так что Елпидифор отправился узнавать насчет трапезы, а Евлампий оплатил покои графа и комнату для лакеев. Ужин состоял из нескольких видов рыбы, поданной к столу Петра Борисовича, а то что осталось-то есть почти все- досталось его верным слугам. Гостиница и вправду была неплоха, но поутру, Евлампий, хоть и не слышал о клятве Гиппократа, отправился к юному Анри. Его ждали, мальчик уже сидел на стуле, без обуви, и лекарь быстро проверил рану, отек был, но небольшой, и воспаления не было, он еще раз наложил тысячелистник, и успокоенный, покинул маленького пациента.
После ужина граф Шереметев с де Грасси сыграли партию в биллиард, во время которой граф заметил на пальце француза кольцо с символом, циркуль и еще что- то, но спрашивать счел бестактным для себя.
Они покинули необыкновенную Венецию вместе, и дорога повела их сначала в Милан, где граф осмотрел и был впечатлен картинами Сандро Ботичелли, а картины «Рождение Венеры» и «Весна», были настолько прекрасны, что граф предлагал громадные суммы за эти полотна, но все было тщетно, перекупить эти полотна он не смог. У антикваров он купил прекрасную коллекцию посуды 16 века, и почтой отправил в Россию, в Москву. Бертран составлял компанию графу, и помогал в выборе редкостей. Были куплены полотна художников Италии и Франции, и все эти вещи так же почтой отправились на далекую родину графа. Что непривычно было для Петра Борисовича, француз был лишен чувства превосходства по отношению к русским спутникам, и даже к крепостным Шереметева относился как к равным, не позволяя себе показать, что он лучше этих людей. Нога Анри зажила совершенно, и мать мальчика души не чаяла в лекаре.
Иллюминаты
Флоренцию, полную редкостей и прекраснейших они приехали еще через неделю, и де Грасси повел графа знакомится к своим друзьям в этом городе. Это был неплохой палаццо, но город Шереметев нашел более скученным в сравнении с Москвой, хотя и с каменными мостовыми и водостоками, и с таким чудом, как акведуки и канализация. Даже маленький садик из двух персиковых и четырех грушевых деревьев считался несусветной роскошью здесь, по сравнению с десятиной свободной земли усадьбы графов в Москве. Зашли в калитку дома, где их встретил слуга с масляным фонарем, и повел их наверх, в зал. Там стоял, что было в диковинку, круглый стол, накрытый простой скатертью, и уже сидели четверо итальянцев, вставших из вежливости при виде вошедших.
– Граф Петр Борисович Шереметев, – представился гость сам.
– Никколо Герардески, из Милана, – представился молодой человек лет двадцати.
– Алессандро Гентилески, из Флоренции, – сказал совсем юный итальянец.
– Филипе Горди, из Кремоны, – поднялся, назвавшись мужчина лет тридцати.