Искатели жребия

— Ты думаешь? — Джос обернулся, посмотрел сквозь Калинова. — Если он способен на такое, то не все еще потеряно. Значит, связь не оборвалась полностью. А с дубль-Спасителями всегда были сложности.

— Ладно, — сказал Медовик. — Пошли в гостиницу. Если он остался, ему придется искать ночлег.

Они исчезли. Калинов подождал немного, потом встал и подошел к костру. Костер догорал, не трещали сучья, не взметались искры, но от него все еще шло приятное тепло. Калинов сел, пододвинулся ближе и попытался осмыслить услышанное.

Что им нужно от него теперь? Если он Спаситель, то кого он должен спасти? Виту?.. Зяблика?.. Свою семью?.. Счастье своих жен и детей?.. Он представления не имел. Но казалось ему, будто он только что побывал на очередном спектакле.

От костра шло странное тепло. Оно согревало не только тело, но и душу. От него становилось хорошо, счастливо, как от несчастной любви, когда ее вспоминаешь через много лет. Что-то шевельнулось в сердце, захотелось, чтобы здесь, у костра, оказалась Вита и чтобы тени бегали по ее лицу.

Он поднял голову. Вита сидела по другую сторону костра, смотрела на огонь. Недалеко от нее расположились Вита-горничная и Вита-официантка. По лицам всех троих скакали быстрые тени. Калинов разглядывал лицо жены. В неверном свете догорающего костра оно казалось ему незнакомым, потерянным, забытым, у глаз резвились морщинки, рыжая челка ниспадала на лоб, длинные ресницы луками загибались кверху. Какая-то мысль колотилась Калинову в мозг, но он отогнал ее, замотал головой.

— Постарела я, правда? — сказала Вита.

— Неправда, — соврал Калинов. Вита покачала головой:

— Не обманывайся.

— Ну а если и постарела, так что?

В глазах Виты блеснули искорки слез. Блеснули и исчезли. Надо было что-то сказать, но слов не находилось. Молодые Виты молчали тоже, но вполне возможно, что в этой мизансцене им была определена роль статисток. Троица смотрелась, как мамаша с дочками: одинаковые волосы, одинаковые глаза, одинаковые ресницы. Вот только… И тут Калинова как громом поразило. До него вдруг дошло, что это не мать с дочерьми; до него дошло, что и мать, и дочери — это один и тот же человек. Он неожиданно для себя увидел в этой сорокалетней женщине обеих молодых девиц. Конечно, время замаскировало их в ней, но они тут присутствовали. Был в ней их голос, их взгляд, их жесты, их желания, и все трое были — она!

И как только он понял это, все три женские фигуры совместились в одну, и Калинов увидел в ней то, что давно перестал различать, — женщину. «Боже мой, — подумал он, — когда же рыжеволосая тростиночка с изумрудными глазами превратилась для меня в привычную постельную принадлежность? Как одеяло или наволочка…» Ему вдруг захотелось сказать ей что-нибудь особенное, такое, чтобы и она увидела в опытном, требовательном, уверенном в себе самце того жизнерадостного парня, какого придумала себе четверть века назад. И удивился, почему он сам ни с того ни с сего стал смотреть на нее совсем другими глазами, ведь он-то ее себе не придумал, он видел ее такой, какой она и была.

Сказать он ничего не успел. Она начала таять, словно кто-то выключил голографический проектор. А потом и костер задуло мощным неощутимым порывом неприлетавшего ветра. И навалившаяся со всех сторон темнота сказала ему: вокруг что-то изменилось. А может, не только вокруг, но и внутри его… И вообще, главное в том, что все-таки похищения не было, а было, по-видимому, «исчезновение по сговору между мнимой жертвой и сообщником». Или сообщниками. И он будет не он, если не узнает причины этого сговора. Пусть даже для решения проблемы ему придется проторчать в Дримленде не один десяток лет.

И если придется применить силу, что ж, он готов. Но только, конечно, не против Виты!

Он вспомнил всю цепочку своих приключений в Дримленде, и истина наконец-то толкнулась к нему в сознание. Он вспомнил Аничков мост, бывший когда-то исключительно важным для них обоих: возле одного из вставших на дыбы коней Калинов-подросток назначал своей рыжей метелке свидания. Он вспомнил, какой разной была Вита в их первые ночи — то дьявольски распущенной, то пуритански-целомудренной, и он не знал, что ждет его в очередной постельной игре, и это несло в себе особую прелесть и особое удовольствие…

Много чего он вспомнил, сидя в безглазой тьме, вся их совместная жизнь прошла перед ним — этап за этапом, событие за событием, желание за желанием, — и причина его пребывания здесь стала совершенно ясной.

Ясность породила стремление. Стремление оформилось, созрело и стало неотвязным.

И тьма вокруг исчезла. Зато под мышкой появилась кобура с парализатором, а в кармане — заряженный серебряными пулями пистолет.

Пора брать за селезенку этих двух субчиков. Надо только пожелать… И он пожелал.