Искательница приключений

Ночной гость посмотрел на губы искательницы приключений. Его же губы, щеки, нос измазались в крови, понятно, не его. Вот тут меч рванулся с лесной почвы и впрыгнул в ладонь дочери поэтов.

Пальцы Лихт сжались, кожа запела от прикосновения любимого бархата рукояти. Тонкая рука нанесла быстрый смертоносный удар.

От удара нечистый без звука упал на колени и склонился к земле. Лихт выпрямила его, поддев кончиком сапога его подбородок, занесла клинок, чтобы покатилась голова его, впилась в глаза его вновь перед последним ударом и повела меч.

Взвизгнул воздух. Охнуло дерево. Запротестовал лес.

Но меч дотронулся до шеи нечистого и заколебался в ослабшей руке искательницы приключений.

Потому что в глазах порождения ночи Лихт прочитала лишь грусть и вековую боль.

А меч сразу же вырвали у нее да всадили по самую гарду в дерево.

Тут же передалась искательнице приключений дерева боль, а вместе с нею влилась боль, причиненная ею ее гостю, и наконец, сквозь заслон схватки пробилось страдание ее собственного тела. Златовласка пошатнулась и подалась назад, погребенная под нахлынувшими на нее чувствами. Заплакала, ибо оказалась не в силах сдержать это все в себе.

Меч покинул древесину ствола иссеченного трещинами (будет дупло). Лихт против ее воли взяли на руки, отнесли к ручью. Раздели. Промыли там, где болело.

Одели, засунули в спальный мешок. Сели рядом, устроив ее голову на своих коленях.

— Хватит убийств, — прозвучало в тиши.

Не было силы у девы убрать щеку с чужих ног, как не было силы и повернуть голову. Было знание, что лицо ее гостя сейчас темно и мягко.

Меч угрюмо подполз по мелким камушкам, словно чувствуя настроение искательницы приключений. Лихт выпростала руку, обняла рукоять. Показалось, или это гость помог ей собрать для этого волю?

Как бы то ни было, дева зашептала смертельное заклинание для детей мрака. Только волной охватившая ее древняя боль остановила ее на последнем слове.

— Доскажи, — попросил нечистый дочь поэтов.

Но Лихт вместо этого закрыла глаза и смолкла.

…Он знал, что девушка спит, поэтому сидел без движения. Наверное, он хотел, поэтому неловко даже, осторожно погрузил пальцы в ее волосы. Не разбудил, девушка только сладко вздохнула.

— С этого часа и до утра пускай хранит тебя мягкая бездна. По твоему следу шел человек с кинжалом из города. Я прогнал его, а он вернулся. Что ж, он доживет до утра, пусть я и переломал ему все кости. Лес позаботится о том, что жизнь не покинет его, а когда его подберут, то вылечат в лучшем лазарете, ибо он скажет, что нанес тебе смертельный удар, и покажет вот эту подделку, похожую на твое кольцо. В городе поверят, что ты мертва. А ты бы его убила, доведись ему тебя догнать, и была бы по-своему права, поступив так.

Проснувшись, ты вспомнишь все, что я говорю тебе. И это будет последним, что останется у тебя от меня.

С рассветом он ушел. А она проснулась и, кутаясь в мешок, хотела, чтобы он вернулся.

Глава первая

А по этому городу близ южного края материка предыдущего повествования мы проходиться не будем, ибо нас интересует группа старых зданий в отдалении от причалов прилегавшего к городу порта, к которым вела утоптанная дорожка. Четыре дома, все двухэтажные, три из них выглядели слишком плохо, дряхло даже для обиталищ попрошаек и портовых нищих; говоря откровенно, любой моряк при взгляде на них давался диву, как их не сдуло прошедшим здесь недавно ураганом. Зато четвертое, крайнее здание создавало впечатление несколько раз перестроенного, хорошо отремонтированного, по-прежнему прочного и жившего бурной жизнью заведения; в двери его и упиралась дорога от пристаней.

Заведение сие определенно обладало своим секретом популярности; слава о закусках его хозяйки разносилась на несколько портовых городов вдоль побережья и далеко вглубь материка, а определенные людские круги считали этот дом самым горячим местом своего рода в центральной части южной империи, а ведь на все в мире есть свои причины. Дом стоял на своем месте уже больше сотни лет, в нем работали перенявшие лучшее в своем ремесле люди, и даже вышибала ежесуточно обитал у двери из дорогой восточной древесины с хорошо смазанными петлями отнюдь не только для виду.

Своими руками с развитой мускулатурой и видимыми через окна на задний двор тренировками два раза в день он заставлял призадуматься определенного сорта посетителей, прежде чем они совершали какой-либо слишком смелый поступок по отношению к работникам заведения. Заставлял призадуматься, как призадумался он сам, когда в дом мимо него скользнула фигура в темном дорожном плаще с капюшоном, из-под которого выглядывал кончик острого носа.