— Так это за тобой охотятся? — спросила Друзилла.
— Жребий пал на двоих из нас, — объяснил он, — И оба — завидные женихи. Бог мой, Друзилла, после этого я начинаю сочувствовать лисе, которую травят.
— Зачем же ты пошел на это? — поинтересовалась она.
— А как я мог отказаться? — ответил он. — Они бы из меня лепешку сделали. К тому же я понял, что в подобных ситуациях гораздо проще согласиться на то, что от тебя требуют, а потом сделать все наоборот.
Она рассмеялась.
— Ты, Вальдо, всегда все делал по-своему и никогда не задумывался над тем, что из-за этого могут пострадать другие.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
— Твои последние каникулы в Линче: после твоего отъезда в Итон меня наказали, так как мячик, которым ты разбил стекло в оранжерее, оказался моим.
— Бедная Друзилла! — голос маркиза был полон сочувствия. — Готов дать голову на отсечение — ты меня не выдала.
— Нет, не выдала, как видишь, — ответила она, — что было довольно глупо. Наследнику простили бы все его преступления, что бы он ни натворил. Про меня такого не скажешь — я была сорванцом, к тому же дочерью приходского священника.
— Что же с тобой сделали? — спросил маркиз.
— О, ничего особенного: хорошая порка — и под замок на хлеб и воду, — весело ответила Друзилла.
— Ты должна простить меня за прошлые прегрешения, — сказал он.
— Я приму твои извинения, — проговорила Друзилла, — если ты немедленно покинешь комнату. Уходи — и побыстрее.
— Что ты так торопишься отделаться от меня? — спросил маркиз.
— Потому что тебя могут здесь увидеть, — ответила она. — Ты представляешь, что тогда скажут? Кроме того, ее светлость наняла меня при условии…
Внезапно она замолчала.
— Договаривай же! — настаивал маркиз.
Казалось, его вопрос разозлил ее.
— Хорошо, я договорю, — ответила она, гневно сверкнув глазами. — Ее светлость наняла меня при условии, что, пока я нахожусь под ее крышей, я не имею права поощрять какие-либо ухаживания со стороны мужчин.
— Ухаживания?!
— Если ты думаешь, что мне нравится, когда мне начинают оказывать знаки внимания джентльмены вроде тебя, ты жестоко ошибаешься! — бушевала Друзилла. — У них есть только одна-единственная потребность, и эта потребность — найти себе женщину. Мужчины — животные, все до единого! Чем меньше я вижу их, тем мне спокойнее! — Губы Друзиллы плотно сжались, превратившись в тонкую линию, из груди вырвался звук, очень похожий на рыдание. Она судорожно вцепилась в лежавшее на коленях платье. — Уходи, Вальдо, — уже более спокойно проговорила она. И забудь о нашей встрече.
— Как я понимаю, какой-то мужчина очень жестоко обошелся с тобой, — предположил маркиз. — Кто же позволил себе такое? Кто?
Она невесело рассмеялась.
— Не просто какой-то мужчина, мой дорогой кузен, а почтенный отец семейства, великовозрастный сынок, дядюшка, высокочтимый друг, которого они не посмели обидеть — все! Один хуже другого, и все — в погоне за безопасным развлечением, прекрасно сознавая, что несчастная девушка, которую они оскорбили, не решится пожаловаться. Если же что и обнаружится, поверят им, а не ей.
— Невероятно, — еле слышно проговорил маркиз.
— Ты мне не веришь? — спросила Друзилла. — Можешь себе представить, что чувствуешь, когда тебя шесть раз выгоняют из-за каких-то историй — и все в течение трех лет. Шесть! А потом ты на коленях приползаешь сюда и начинаешь умолять, чтобы тебя взяли на работу, — и тебе оказывают снисхождение и нанимают — тебе оказывают благодеяние! — Она замолчала и посмотрела на него. — Теперь-то ты понимаешь? Я надеюсь, что сейчас ты наконец уйдешь отсюда, чтобы не лишать меня последнего шанса спрятаться от всяких домогательств и начать тихую, спокойную жизнь?
Маркиз поднялся. Вид у него был обеспокоенный.
— Я уйду, Друзилла, потому что ты меня об этом просишь, но я не забуду того, что ты мне рассказала. Я поговорю с родственниками. Нельзя же допустить, чтобы ты так страдала.
— Оставь меня в покое, — оборвала она его. — Мне не нужны подачки моих родственников, я вообще не нуждаюсь в чьем-либо сочувствии. Они презирали маму только за то, что она вышла замуж за приходского священника, так что вряд ли они будут более благосклонны ко мне. Выбрось все из головы, Вальдо. Все эти девять лет ты не вспоминал о моем существовании — нет причины создавать себе сложности сейчас.
— Девять лет! Боже мой! Так давно?! — воскликнул маркиз. — Но ведь это нечестно, чтобы ты, Друзилла…
Слова замерли у него на губах, так как в этот момент раздался стук в дверь. Друзилла вскочила, и опять на ее лице он заметил выражение неподдельного ужаса. Он приложил палец к губам и на цыпочках прокрался к двери в дальнем конце комнаты. Как он и предполагал, дверь вела в спальню.
При слабом свете ночника он разглядел ребенка, спящего в маленькой узкой кроватке. Рядом стояла еще одна кровать, которая, естественно, принадлежала Друзилле.
Маркиз неплотно прикрыл за собой дверь, оставив только крохотную щелочку, через которую он мог слышать и видеть все, что происходило в классной. Друзилла медленно направилась к входной двери.
Стук повторился.