Посмотрев какое-то время на судорожно дёргающуюся пленницу и убедившись в надёжности пут, я потерял к ней интерес и вернулся к электрощитку, изучая жгуты проводов, пробуя многочисленные рубильники с переключателями и пытаясь понять причину отсутствия освещения. В тишине было хорошо слышно, как тяжёлые волны бьют о борт дрейфующего парома, и как пыхтит Минн-О Ла-Фин, пытаясь вывернуть руки или ноги из верёвочных петель. Я старался не обращать внимания на все эти посторонние звуки, поглощённый непростой работой.
Но через несколько минут из темноты до меня донёсся обиженный и требовательный голос представительницы Тёмной Фракции:
— Комар, ты нельзя так делать! Развязать быстро-быстро! Я благородность принцесса и нельзя быть такой срамной вид!
— Что, прям настоящая благородная принцесса? С интимной стрижкой и крашенными сосками? — насмешливо ответил я, не прекращая своей работы. — Кстати, когда тебя в первый раз поймали на территории нашей ноды, всего этого я что-то не припомню. Ты специально готовилась к новой встрече со мной? Или для гарпии так старалась?
Из темноты раздалось возмущённое сипение, затем прозвучало несколько длинных крайне эмоциональных фраз на непонятном мне языке, наверняка с использованием многочисленных нецензурных слов и эпитетов. Но я никак не реагировал на праведное возмущение Минн-О Ла-Фин, чем ещё сильнее выводил девушку из себя.
Навык Космолингвистика повышен до тридцать пятого уровня!
В эмоциональной речи Минн-О Ла-Фин вдруг проскользнула понятная фраза «сало с задницы кобеля», как-то увязанная в контексте с моим именем «Комар», но больше в потоке гневных слов я различить ничего не смог.
Наконец, пленница выговорилась и успокоилась, сменила тон на нормальный деловой и перешла на мой язык:
— Комар, ты не быть правый. Нельзя оскорбляй я. И подходить я просить близко. Предлагать переговоришь. Я страшно один быть темнота.
Минн-О Ла-Фин боится темноты? Странно было слышать такое от безжалостной расчётливой воительницы, с лёгкостью отдавшей своим миньонам приказ перерезать глотки четырём гэкхо, а то и вовсе лично поучаствовавшей в этом кровавом убийстве. Тем не менее, я всё же подошёл ближе к пленнице и присел рядом на какой-то ящик.
— Не смотри свой наглый глаза! — возмутилась обнажённая пленница, проследив за моим взглядом.
Однако заметив, что все истерики, попытки командовать или отсылки к благородности её происхождения не имеют никакого отклика, девушка-картограф перешла к делу: — Я хотеть узнавай цена мой выкуп. Три тысячи кристаллов быть хорошо?
Тут я даже рассмеялся, настолько нелепым выглядело данное предложение:
— Твой дед за пять тысяч выкупил у меня свою кривую палку, неужели ты ценишь себя меньше неодушевлённого предмета?! Но вопрос сейчас не в сумме, не собираюсь я тебя выпускать ни за какие деньги. Во-первых, меня самого за такое руководство фракции порвёт на мелкие кусочки. Во-вторых, хватит уже, жалели тебя раньше и отпускали, как внучку уважаемого лэнга, но те уроки не пошли тебе впрок. Так что побудешь пленницей на общих основаниях, может и наберёшься уму-разуму.
— Я не есть обычный пленник! Меня нельзя так относишься! — снова завела Минн-О Ла-Фин старую пластинку, но я привычно проигнорировал все эти причитания и продолжил:
— Ты очень много знаешь и представляешь большую ценность для моей фракции, так что я отдам тебя следователям для проведения самого досконального допроса. Информация в твоей голове стоит дорого, куда как больше жалких трёх тысяч кристаллов!
Девушка снова принялась пробовать путы на прочность и даже попыталась сильно стукнуться затылком о металлический пол. Я запоздало сообразил, зачем Второй Легион привязывал пленников именно лицом вниз — чтобы они не смогли убить себя, проломив затылок о твёрдый предмет. Перевязывать буйную девушку-картографа было уже поздно, да и опасно, так что я просто подстелил ей под голову снятое ранее с самой же пленницы нижнее бельё и пригрозил:
— Убить себя ты всё равно не сможешь — у меня имеется аптечка, так что я тебя вылечу. А если не прекратишь дёргаться или попытаешься откусить себе язык, всуну тебе в рот кляп из твоих же ажурных трусиков. Ну что, сделать это? Или ты пообещаешь вести себя смирно?
Минн-О Ла-Финн молчала и лишь гневно зыркала на меня, но когда я потянулся за её одеждой и принялся скручивать кляп из ткани, всполошилась и быстро затараторила:
— Хорошо, Комар, я обещать не вырывайся, не калека и не убивайся. Слово принцесса!
Я отставил приготовления и отсел обратно на ящик, поправив покатившийся фонарик. Так уж совершенно случайно вышло, что яркий луч направился совсем на другую часть женского тела. Девушка безуспешно попыталась свести ноги, а затем на пепельно-серых щеках Минн-О проступил румянец стыдливости и смущения.
— Комар, зачем ты позорить я? Военный секрет я не знать, ценный большой только как принцесса. Если внучка будет стыд позор то Тумор-Анху Ла-Фин лишай я титул. И нет больше ценность.