Искажение

Некоторое их количество обнаруживается за неполные десять минут. На земле оказываются несколько коммуникаторов, фотографии, письма и открытки, латунная фигурка Иисуса (это, конечно, Пурич) и даже подарок от ребенка, маленький плюшевый мишка, которого Норман достает из кармана Юргена Кульме. Все это выглядит столь забавно, что парни с трудом сохраняют серьезный вид.

Сержант снова приказывает нам встать по стойке смирно и прохаживается между рядами, разглядывая лежащие на брезенте вещи. Такое впечатление, что его спокойствие вызывает больше уважения, чем обычная ругань. Наконец он останавливается в конце шеренги и громко говорит:

– Позавчера старший рядовой Кранец из нашего батальона был похищен повстанцами в Хармане. Его подстерегли на площади Колера, где пеший патруль пытался успокоить толпу. На следующий день жене похищенного позвонили с требованием выкупа и угрозой убить детей. Надеюсь, вы понимаете, насколько все серьезно?

– Так точно, господин сержант!

– У солдата был при себе коммуникатор. Эти ублюдки без проблем нашли контакты его семьи. Вам запрещается под любым предлогом брать с собой личные мелочи. Никаких фото, писем, записных книжек, а прежде всего – телефонов и коммуникаторов. Сегодня последствий не будет, но в следующий раз прибью на месте. Понятно?

– Так точно, господин сержант!

– Тогда забирайте это говно с глаз моих и возвращайтесь в казарму. Отбой!

У меня слегка гудит в голове, когда я снова ложусь в койку. Глухо стучит кровь в висках. Я снова думаю о Неми, которая осталась на базе Кентавр. Пока ей не сделали ничего дурного, но им нужна наша переводчица на несколько ближайших недель. Я думаю о задании, которое она выполняет в центре Хармана, и чувствую себя более одиноким, чем когда бы то ни было. Теперь я точно знаю, что генерал Сальте не шовинист, и он чертовски прав насчет женщин в армии.

Глава пятая

Среда, 1 июня, 11.00

Харман, провинция Саладх, Южный Ремарк

Я скучаю по тебе, сынок. Естественно, мои товарищи по подразделению тоже скучают по своим семьям и тяжело переживают разлуку, но я, пожалуй, скучаю иначе. Они знают, что, если им удастся остаться в живых, они увидят своих детей и даже привезут им какой-нибудь сувенир из Ремарка, а я не могу этого сделать. Я не смогу встретиться с тобой в нашем доме, посадить тебя на колени и крепко обнять, чтобы ты снова ко мне привык.

Конечно, я тоскую и по Неми, которую не видел уже неделю, скучаю по твоим бабушке и дедушке, но это совсем другая тоска – нормальная и здоровая, не настолько пожирающая внутренности. Я не могу простить себе, что в какой-то момент утратил контроль над жизнью и позволил себя понести ревущему потоку. Еще немного – и я бы утонул. И теперь мне ничего не остается, кроме как посылать письма в будущее.

Я вовсе не хочу этим сказать, чтобы ты всегда контролировал свои поступки. Это самый простой путь лишиться непредсказуемости и обычной радости жизни – в соответствии с планом можно строить дома и возводить мосты, но не мечтать и превосходить самого себя. Если, однако, ты когда-нибудь почувствуешь, что все ускользает у тебя из рук, тебе следует поискать помощи. Не полагайся исключительно на себя.