Искажение

Сложнее было установить камеру в квартире на кухне «пациента», но и это перестало быть проблемой, когда люди сами и добровольно окружили себя видеонаблюдением. Горчинский научился подключаться к микрофонам и камерам телефонов, ноутбуков, телевизоров, но все-таки любил по старинке пробраться в квартиру «пациента» и поставить на кухню свою камеру. Только на кухню, ведь именно на кухнях своих квартир люди думают самые светлые и самые страшные мысли. Обсуждают и принимают решения, от которых может зависеть их жизнь и жизнь других. На кухне человек бывает перед собой честнее, чем в церкви, да что там бывает – всегда честнее. На кухне происходит самое ужасное и самое удивительное.

Спустя годы наблюдения Горчинский стал подходить к делу творчески. Теперь он не просто записывал «пациента», а снимал про него небольшое кино, не лишенное операторских изысков. Некоторые копии «фильмов» Горчинский оставлял себе и пересматривал. Бывало, заказчики пеняли на излишнюю кучерявость, по их мнению, отвлекающую от сути, но Горчинский был слишком влюблен в свое дело и не мог лишить себя радости творчества. Заказчикам же нужно было то, что всегда нужно людям, наделенным влиянием и деньгами, – больше денег, еще больше влияния. Ничто не дает столько власти над людьми, как информация. Когда осведомлен о каждом шаге, о пороках, о тайных желаниях и поступках, о которых человек, совершающий их, сам бы предпочел забыть.

Когда Горчинский в первый раз, исключительно ради эксперимента, устанавливал свою камеру на людной улице в центре Москвы, он опасался. Он боялся, что найдется какой-нибудь «ответственный» гражданин и поинтересуется, зачем здесь видеонаблюдение, кто вообще такой Горчинский и в чьих интересах работает. Он думал, что появится полиция и поймает за руку. Но монтажная спецовка с загадочным на спине – «СПЕЦСВЯЗЬ МОНТАЖ» и припаркованный рядом минивэн с такой же надписью по борту делали Горчинского невидимым как для граждан, так и для бдительной полиции. Горчинский верно предположил, что любая спецовка делает человека невидимым в городе. Люди замечают только оранжевые, желтые и зеленые пятна, непонятные аббревиатуры на спинах. Городская армия дворников, работяг, монтажников легко могла бы захватить за считаные минуты Кремль, и никто ничего бы не понял. Невидимые люди в спецовках, какое до них дело остальным? Пускай копают свою траншею, укладывают трубы, ровняют асфальт, метут улицы – они никто, всего лишь обеспечивают жизнедеятельность нормальных, занятых настоящим делом людей. Этих самых, спешащих в офис с картонным стаканчиком кофе в руке, с уставшими глазами, нервных и дерганых, с музыкой в ушах и бессмысленной информацией в мозгах, льющейся, минуя критический аппарат, с дисплеев смартфонов в метро. Невидимая армия города, которую просто пока еще никто не прибрал к рукам, не внушил целей, не сформировал для нее идеологию и не написал устав.

Все настолько привыкли к камерам везде, где только можно, что никто не обратит внимания на еще одну. Вот на дороге торчат три камеры, а завтра четыре, и что? Значит, так надо. Вот на улице была одна, завтра две. Да какая разница? Люди переживают, что мессенджер отправляет их данные на сервера в далекой Америке, и абсолютно не волнуются, что каждый день за ними наблюдают тысячи объективов. Это нормально, это нужно для обеспечения безопасности. Это для полиции, для МЧС, для еще каких-нибудь служб. Но бояться им нужно не Марка Цукерберга на самом деле, а Горчинского.

Идея устанавливать свои камеры пришла к Горчинскому, когда он работал монтажником в конторе, занимающейся развертыванием систем видеонаблюдения в интересах ГИБДД. Когда-то он приторговывал базами той же ГИБДД и понимал, что любая информация рано или поздно найдет своего покупателя, тем более запечатленная на видео. Десять лет Горчинский устанавливал камеры по городу. Десять лет он совершенствовал систему хранения данных и теперь мог бы потягаться с любой из государственных служб по объему информации. Теперь это его город. Он может узнать что угодно о ком угодно. Высший наблюдатель, кукловод, судья и палач. Зная самые страшные тайны человека, можно единолично приговорить и казнить его в эпоху тотальной социальной открытости.

Горчинский просыпался ближе к шести вечера, когда город наполнялся людьми, спешащими с работы домой. У них будет совсем немного времени, чтобы пожить. Они найдут время забежать в магазин и пожить в очереди на кассу. Пожить в метро или за рулем. Пожить дома, пока ужинают и смотрят очередной эпизод сериала. К концу недели в пятницу город предложит им толику счастья – пожить так, будто понедельника больше не будет.