Искажение[СИ, роман в двух книгах]

Паша покачал головой, артистические способности Аньки он всегда ценил, но, кажется, тут она переигрывает, повторяя вопрос часового и изображая из себя блондинку. Кто ж поверит в это, взглянув на её прожаренное пустынным солнцем лицо, грязные, с растрескавшейся кожей руки, да еще и на широченные кожаные штаны и короткую курточку кустарного пошива. И всё это — при условии, что человек сослепу не заметит огромную деревянную кобуру её маузера.

Кудряшов слепым не был, за научников-археологов принять такую экзотическую парочку не мог, а вот в бесшабашные туристы-путешественники они годились полностью, даже быстро спрятанный пистолет только поддерживал эту версию. Ну, не были туристы любителями "помахать шашками", и оружие в большинстве своем просто терпели, как предмет первой необходимости в некоторых диких местах.

— Да вы вообще откуда взялись-то? Кино что ли снимаете? — Кудряшов задавал вопросы наобум, стараясь разговорить задержанных, едва услышав в наушнике короткое сержантское: "Жди, выезжаю…"

— Ага, а как ты догадался? — поддержала Анька.

— Да тут бывало раньше снимали, до нас, место тут красивое и дикое, — сказал часовой. — А теперь — полигон. И давно уже. А вы чего ж, заблудились что ли?

— Точно-точно, — неторопливо вступил в разговор Паша. — Пошли прогуляться, да вот — заплутали, тут же один песок, да скалы эти непонятные, все на одно лицо, не то что в лесу…

— А что за фильм снимаете? — уточнил часовой, отводя в сторону ствол своего оружия, но ближе к псевдоактерам не подходя и штурмгевер на плечо не закидывая. — Художественный? или документальный? и давно тут? в смысле снимаете?

— Игровой, — согласилась Анька, игнорируя вопрос про сроки их пребывания в пустыне. — Про войну.

— Ну, насчет "про войну" я уже понял, — солидно сказал часовой, кивая на маузер Аньки. — А как называется?

— "Белое солнце пустыни", — вздохнул Паша, выдвигаясь чуток вперед. — Так мы что ж — пойдем себе дальше? ничего ведь не нарушили…

— Куда пойдем? — искренне удивился часовой. — Сейчас дежурная смена с караулки прибудет, отвезут вас в часть, пусть там разбираются…

— Так мы ж с кино, нас съемочная группа…

Анька не успела закончить жалобную фразу, как откуда-то сбоку, со стороны скалистых нагромождений, вдоль которых только что стреляли танки, вздымая пыль, выскочил длинный гусеничный вездеход, плоскостью своей очень похожий на спичечную коробку с торчащим впереди стволом-спичкой крупнокалиберного пулемета.

— Так, артисты-туристы! — скомандовал появившийся в боковой передней двери вездехода усатый мужичок в таком же, что и часовой, камуфляже с парочкой бледных полосок на с трудом различимом погончике. — Залезай сюда, до штаба корпуса домчим с ветерком!

— Я не хочу в штаб корпуса, — тихо сказала Анька.

И хотя фраза её предназначалась только Паше, усатый услышал и сказал:

— Хочу-не хочу это вам в кино будет. А тут закрытый объект. Залезайте, пока по-хорошему приглашают…

И, выскочив на песок, распахнул перед неожиданными гостями поста дверь в десантный отсек. И тут же отвлекся от задержанных, подмигнул часовому:

— Молоток, Колька! Так держать! Считай, благодарность от комдива ты уже схлопотал…

Кудряшов едва не зарделся, как девчонка, от удовольствия, ну, еще бы, без году неделя во взводе и уже с хорошими новостями в сводку попал. Но сержантская благодарность была только началом:

— Продолжай службу бдить, да и "химку" сразу приготовь, из штаба звонили, говорят, через пару часов зарином зальют тут всё…

Рядовой невольно передернул плечами, сидеть упакованным в "резину" химзащиты в схороне, а потом еще и дегазацию проходить — удовольствие ниже среднего, вот ведь, как повезло ему в этот день с приключениями. Но Тимохин успел перед отъездом успокоить подчиненного:

— Не тушуйся, может, успеешь смениться, у нас ведь, сам знаешь, как… объявили, потом отложили… главное, "химку" на готове держи, что б потом по госпиталям не валяться напрасно. Бывай, бдительный!

Сержант заглянул в десантный отсек, удостоверившись, что псевдоартисты или натуральные туристы успели пристроиться на сиденьях, и подбодрил и их:

— Теперь — только держись покрепче! С ветерком прокатимся…

Дверь гулко хлопнула, отрезая от Аньки с Пашей цвета и запах пустыни. Загудел, сначала лениво, потом всё громче и громче, двигатель, и через пяток секунд вездеход резко, как лошадь, а не механизм, взял с места.

Самым важным с момента неожиданного задержания для Аньки Паши было то, что никто не только не стал их обыскивать, но даже не предложил сдать оружия, видимо, целиком поверив в несуразную "актерскую" версию случившегося. А значит, и маузер при Аньке сочли за муляж. А пистолет за поясным ремнем Паши никто, кажется, и не заметил вовсе.