Искажение[СИ, роман в двух книгах]

"Три тысячи чертей! — как в древнем пиратском романе, декоративно выругалась про себя Анька. — "Лягушка", "амфибия" — одинаково хорошо себя чувствующая и на суше, и в воде… и с мальчиками, и с девочками… вот что значит, отказаться от англицизмов… никаких "бисексуалок", просто "бишек", лесби и прочего…"

— А я несдержанная, — продолжила Саня с очередным вздохом. — Надо бы промолчать, а не могу… леплю сразу такое, о чем потом жалею… вот хорошо хоть, что Машка не обидчивая, а то бы давно разругались вдрызг…

— А ты ведь тоже любишь разнообразие? — соблазнительно провела ладонью по её бедру Анька, задержала руку на круглой коленке…

— Люблю… но ты же…

— Считай, что мне просто приятно, не надо все так усложнять, — лукаво попросила Анька. — Когда усложняешь, то голова идет кругом, а если попроще, то — легче, а кругом голова пусть идет от хорошего коньяка и крепкого мужского хера, остальное — для разнообразия, для простого и легкого разнообразия, личного удовольствия, кайфа, как говорят в Магрибе…

— Знаешь, а я по тебе сразу поняла, что ты издалека, — чуток подуспокоилась Александра, опуская свои ладони на колени. — Вот и про Магриб говоришь, а там ведь наших еще нет… или есть? Извини, у меня с географией проблемы всегда были, еще в школе. Все, что дальше сотни километров от города, для меня темный лес — где это…

— Ну, уж таки темный лес… — успокаивая подругу и аккуратно переводя разговор на нужную ей тему, покачала головой Анька. — Сама же мне про "Белый ключ" рассказывала, а это, небось, не ближний свет…

— Это совсем рядом с городом, мы в детстве в те края часто за грибами выбирались, — нарочито возмутилась Александра. — Ну, не сами по себе, конечно, со взрослыми. Кто-нибудь из родителей соберет дворовую малышню, возьмет на комбинате автобус и — на весь день… Слушай, сколько же тогда восторгов было, как готовились, корзинки-ножики с вечера собирали, одежонку поплоше, чтоб, значит, в лесу не жалко потрепать было…

Глаза у Саньки загорелись уже совсем другим блеском, она, кажется, позабыла, что сидит возле растерзанного стола, полуголая, только что желавшая "слиться в экстазе" с новой или хотя бы со старой подружкой. Она будто бы перенеслась в детство, в те дни, когда мелюзга хвасталась друг перед другом родительскими или старших братьев самодельными ножами, удобными материнскими лукошками и огромными, на три-четыре портянки надетыми кирзовыми сапогами…

"Ехали почти два часа, дорога-то туда пусть и хорошая, но там везде горки, вечный спуск-подъем, а потом, перед самым лагерем, сворачивали в сторону, проселком давно заброшенным… Останавливались в лесу, всей оравой завтракали… знаешь, как это вкусно — крутые яйца, хлеб, огурцы малосольные, а у кого-то и бутерброды с колбасой были, с ветчиной. Соль брали в спичечных коробках. Делили обычно на всех, пусть и по маленькому кусочку, но поровну. А потом расползались по лесу. Места там ужас до чего грибные, далеко ходить не надо, даже у самых малых через пару часов полные ведерные корзинки были. За малышней, конечно, присматривали строго, одних даже за кустики пописать не отпускали. И ни разу никто не пропадал, как про те места нам не рассказывали, сколько не пугали…

Там, бывало, взрослые исчезали, и не грибники или охотники, хотя, какая там охота, так просто, с ружьишком побродить. Не любит зверь и птица эти места. Не гнездуется, нор не роет, разве что случаем пробегает. Так вот, пропадали те, кто туда за чем-то другим ходил. Разное рассказывали, да и до сих пор говорят. Мол, стоят в тумане бараки, как новенькие, а бараки там строили не простые, получше иных изб деревенских, даром, что для зеков. А подходишь ближе, видишь уже и колючку на столбах, и стены бревенчатые, слышишь голоса, люди там вроде как ходят, перекликаются, по именам друг друга зовут, часовые пароли спрашивают… Еще шаг — и всё, кончается туман и на поляне, подлеском заросшей, замшелые срубы, подгнившие, упавшие столбы и ржавая колючка в густой траве… Кто-то кому-то в городе всегда рассказывает, что там, в лагере, зеки оставили свои заначки, мол, и золотишко там есть, и всякие раритетные вещицы, вроде старинных часов, браслетов лагерной выделки… ну, народ-то у нас легковерный, вот и бросаются на поиски, особенно, кто умишком послабее или из новеньких, приезжих. А когда наши-то, постарше, отговаривать начинают, так только таких раззадоривают. Мол, старые пердуны тут всю жизнь прожили, а лесной тени боятся. А мы вот какие смелые-бесстрашные. Вот такие и пропадали не раз. Потом, через месяцы уже, находили совсем в других краях того леса, что от лагеря к нам, к городу идет, вещички разные, приметные, которые эти храбрецы с собой брали. А вот ни тел, ни костей не находили ни разу… хотя, вру… было один разок…"