Искажение[СИ, роман в двух книгах]

"Так вот, в городе учения, весь народ на пару суток садится в убежища и подвалы, причем, заметь, здесь к этому относятся очень серьезно, без дураков и разгильдяйства. А вот наши доппельгангеры ни к каким убежищам и подвалам не приписаны. Да и хлорпикрина, я думаю, они не боятся. А даже если бы и были приписаны — им с часа на час уходить в туман, а не сидеть в убежище надо. Что они будут делать? Правильно, отсидятся в какой-нибудь квартире, сделав вид, что там нет никого. В самом деле, это довольно просто. Ну, а ребята Пухов, плюс местные чекисты, пройдутся по городу с инфракрасной аппаратурой, засекут тепловое излучение из якобы пустых квартир и…"

— …и полезут сдуру штурмовать эту квартирку, благо, город пустой, можно делать всё, что заблагорассудится без оглядки на нежелательных свидетелей, — закончила слегка раздраженно Анька.

— А вот и нет, — снова заулыбался Паша. — Тут ты прое… проспала самое интересное…

— Хамишь? — Анька подозрительно уставилась на Пашу, но тот не стал ни делать вид, что не понял её реплики, ни извиняться.

— После обнаружения доппельгангеров Пухов позовет нас с тобой и попросит сходить к ним и попробовать для начала поговорить…

Наверное, только расслабленность после такого великолепного дня любви и полная неожиданность этого сообщения заставили Аньку резко выдохнуть:

— Ни хера ж себе…

И тут же продолжить после легкой паузы:

— Как ты Пухова на такой вариант уломал?

Паша махнул рукой, будто говоря, как бы не уломал, а результат на лицо.

— Знаешь, есть у меня одна мыслишка по этому поводу… — сказал он, делая загадочное лицо. — Ну, не всю же жизнь нам сидеть здесь, у Егора, в чиновниках по особым поручениям…

— А что? здесь неплохо, — отозвалась Анька. — И девчонки такие милые… может, останемся, а то как бы твоя мыслишка не привела нас прямо в мир этих доппельгангеров, а они-то, по словам Часовщика, совсем не люди…

— И как ты обо всем догадалась, — нарочито вздохнул Паша. — Умная, поди… лесбиянки, они все умные…

— Опять хамишь? — рассмеялась Анька.

13

Володька Колокольцев любил выпить. Нет, не напиться до бесчувствия, не упасть мордой в салат, не жевать занавески и не пугать потом полночи унитаз. Он любил именно выпить, быть навеселе, когда жизнь кажется прекрасной и удивительной, все окружающие женщины красивыми и забавными, собаки и кошки — милыми, а детишки — очаровательными. К сожалению, на работе делать этого не позволяло начальство, да и сам Володька был человеком разумным, понимал, что выпившему в цеху делать нечего, не приведи бог, сунет не туда, куда нужно руку или обознается с маркировкой деталей. После работы же начиналась семейная жизнь, и жена Володьки на его легкое подшофе смотрела неодобрительно. Вот и приходилось выкраивать время между концом смены и появлением дома, чтобы привести себя в любимое состояние, в котором и брань привычно рассерженной жены звучит музыкой.

Сегодня, наглядевшись в обеденный перерыв на весеннее, веселое и вполне уже жаркое солнышко, Володька решил непременно отметить такую хорошую погодку стаканчиком-другим неплохого портвейна, который в изобилии завезли не так давно в магазинчик, находящийся аккурат посередине между комбинатовской проходной и его домом. Мало того, неподалеку от магазинчика имелось заветное местечко, маленький то ли скверик, то ли просто заросший кустами сирени и густой травой пустырь, оборудованный любителями выпить на свежем воздухе по всем, ими придуманным, правилам полудесятком бревнышек, положенным на деревянные чурбачки листом титанового сплава, что идет на нужды самолетостроения. Говоря по совести, листу этому место было отнюдь не в скверике, а, как минимум, в заводском музее. Это был один из первых, выпущенных комбинатом легких листовых сплавов, и возрастом он был солиднее многих из тех, кто собирался вокруг него за стаканом портвейна или водочки.

Еще в душевой Володька перешептался с парой своих дружков, таких же любителей подсесть к титановому листу, как и он сам, и на проходной появился в отличнейшем настроении. Солнце еще только-только собиралось клониться к закату, а план, как скоротать вечерок без ворчливых жен и вечно нудных прочих семейных родственников, а особенно родственниц, уже начал воплощаться в жизнь.