Искаженный мир (СИ)

Тут оказалось еще человек десять, не только дети, но и две женщины, и четверо взрослых мужчин, а остальные такие же малыши, как те, что со мной. Люди выглядели удивленными и напуганными, многие дрожали и не хотели никуда идти, но цепи держали всех нас крепко. Дети прижимались к взрослым, плакали, дрожали, а взрослые молились кому-то и хотя бы пытались держаться, но получалось плохо. Я же от них мало чем отличался и был на такой же грани ужаса.

Вскоре нас всех повели по плохо освещенному коридору. Цепи звенели с каждым шагом и сливались в единую какофонию резких звуков.

- Куда они ведут нас?

- Что теперь? Им мало нас пытать?

- Святой Дженова помилуй душу мою! Святой Дженова помилуй душу мою!

- Мама! Мама! Мама!

- Спящие проснитесь и спасите нас! Спящие проснитесь и спасите нас! Спящие проснитесь и спасите нас! Спящие проснитесь и спасите нас!

- Они хотят избавиться от нас! В печь нас бросить, чтобы избавиться от всех сразу! И-и-и-и!

Вот так мы и шли, проходя мимо закрытых дверей в камеры других заключенных, которых еще не вывели, но что-то подсказывает мне, что и их очередь скоро придет.

Коридоры были довольно узкими, извилистыми, но вскоре мы добрались до довольно большого и широкого прохода, который повел нас к большой двери. Мысль о печи сама залезла мне в голову, но я все же заставил себя идти. Лью и Саша шли с закрытыми глазами и боялись даже пискнуть. Их пальчики крепко сжимали мои руки, а я старался не отпускать их, чтобы они не боялись.

Столько, насколько мне хватит моей смелости…

Большая дверь начала открываться и…

- А-а-а-а-а-а-а-а! Нет! Не надо! А-а-а-а-а-а! – пронзительный вопль ужаса оглушил нас и заставил всех застыть. Кто-то кричал впереди, кто-то вопил и молил о пощаде, пока с ним что-то делали.

Мои ноги задрожали и одеревенели, а какие-то крохи самообладания готовы были умереть, чтобы я сам поддался панике. Лишь когда надзиратель дернул цепь и потянул нас силой, кое-какой самоконтроль ко мне вернулся, и я сумел заставить себя сам передвигать ногами.

Мы прошли в то, что напоминало собой лабораторию или, скорее, операционную. Пол был залит пятнами крови, а на операционном столе лежал какой-то бедолага, прикованный к нему, а в его животе копался тот самый старик.

- Черт, держите его! – раздраженно сказал он своим ассистентам.

Помимо нас, надзирателя и этого ученого тут было еще человек пять в таких же медицинских фартуках и масках, а также четверо людей в доспехах и с каким-то странным огнестрельным оружием в руках. Оно походило на автоматы, но было стилизованно под какую-то старину, словно только что взято из паропанка, но не более.

- А-а-а-аха-а-а-а-а-а! – рыдал несчастный, а затем затих.

- Бездна, это последний раз, когда я доверяю вам, невеждам, делать анестезию! – рычал Клуций. – Убрать труп!

Он снял перчатки и выбросил их, а затем надел новые.

После этого он посмотрел на нас.

- А, вот и вы, - усмехается старик, снимая медицинскую маску. – Думаю, вам всем интересно, зачем я вас собрал. Ну, ответ прост. Я решил посвятить весь день опытам. Ну, кто хочет быть добровольцем? Все это ради науки!

Никто даже пискнуть не решился. Все смотрели на этого старика, что стоял перед нами и предлагал нам самим решиться, кто первый получит ужасную смерть и умрет на глазах у других.

- Я даже обещаю, что в этот раз анестезия будет хорошей, - издевался он. – И если опыт будет удачным, даже могу остальных пощадить.

Все мы молчали.

В воздухе повисло напряжение, ведь никто не хотел умирать.

Лишь одна мысль была сейчас в головах у всех: мужчин, женщин, детей.

У всех… и у меня тоже…

«Кто-нибудь, согласитесь выйти!»

Мы все задрожали, и никто не смел издать и звука, лишь бы это не восприняли как согласие.

«Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я! Только не я!»

Можно назвать это трусостью, жалким и ничтожным порывом своей низменной сущности или проявлениям инстинкта самосохранения. Всем чем угодно, но никто в этот момент не посмел бы упрекнуть кого-то другого в подобных мыслях. Все мы были в ужасе.

Каждый из нас сейчас превратился в одиночку и испуганную крысу, которая готова утопить любого, только бы спастись самой.

Можно сколько угодно считать человека коллективным созданием, что инстинктивно тянется к обществу и не может жить вне его, но в данный момент не было общества, были только «Я», и ни одно «Я» не хотело добровольно отдавать свою жизнь. Были лишь животные, которые хотели выжить.

- Ну что ж, раз добровольцев нет, то выберу сам, - смеется старик. – Тащи первого попавшегося.

Неожиданно с моей правой руки срываются детские пальчики!