Исход

Ожидание Ольги было так сильно, что она почти не думала о предстоящем путешествии: через два дня после того, как она явилась к крёстному отцу, уходил поезд на Харьков, где проживал какой-то друг Александра Ивановича. Другу этому Ольга везла рекомендательное письмо, в котором, среди прочего, было сказано следующее: «…Любезный мой, Сергей Константинович! Подательницу сего письма, девицу Ольгу Александровну Ламчари, прошу, возьми под своё покровительство. В силу пренеприятных обстоятельств, обрушившихся на её хрупкие плечи, вынуждена покинуть она Бердянск и перебраться в Харьков, где нет у неё ни единой души знакомой. Так уж ты, со своей стороны, помоги ей устроиться. Порядочность сей девицы, моей крестницы, не вызывает у меня ни малейших сомнений, всецело тебе за неё ручаюсь. Премного обяжешь исполнением душевной моей просьбы.

Твой покорный слуга, А.»

Письмо было прочитано Ольге, но она ни слова из него не запомнила и вообще не могла ни на чём сосредоточиться. Даже на перроне она всё оглядывалась и никак не могла понять, что уезжает. Куда нужно ехать? Зачем?.. Она рассеянно благодарила Александра Ивановича и также рассеянно простилась с ним, вяло пожав его тёплую мягкую ладонь. Когда же поезд тронулся – припала к окну, тщась рассмотреть на платформе отца или хоть кого-нибудь, посланного от него.

Но всё было напрасно. И Ольга снова оказалась перед неизвестностью, чувствуя себя на пороге старого и совершенно тёмного дома, куда за какой-то неведомой надобностью необходимо войти.

Всё случилось так быстро, что Ольга никак не могла осознать, охватить происшедшего. Ещё несколько дней назад она, довольная жизнью, мечтательная и никому не сделавшая никакого зла, так погрузилась в свою мечту, что захотела стать другой. При этом ни само желание, ни последующий затем поступок вовсе не казались ей предосудительными. Но люди придумали зачем-то такие правила, при которых едва ли не похвальным считается выгнать человека на улицу, лишив его семьи и крова. Конечно, ей скажут, что так угодно Богу. Но зачем нужно Богу, чтобы Милка Ламчари, тронутая чужими страданиями и силой любви, согласившись называться Ольгой, оказалась из-за этого на улице? Само собой разумеется, что никакому Богу это не нужно. Так не проще ли предположить, что правила выдумали сами люди. И если люди выдумывают такие глупые и жестокие правила, а после живут по ним, не значит ли это, что жизнь вообще, та самая жизнь, которой Ольга совершенно не знает, глупа и жестока? И как же нужно жить, чтобы не натыкаться на каждом шагу на эти дурацкие правила?

Так или примерно так думала Ольга, с какой-то тоской разглядывая степь, стелившуюся за окнами поезда, суетливых людей на платформах и похожие одна на другую станции. Всё, что обычно радует и приятно волнует путешественников, Ольгу пугало. На всякий случай она решила ни с кем не разговаривать и упорно молчала до самого Харькова.

В Харькове она отыскала извозчика, молча показала ему адрес, подписанный крёстным на конверте, под бормотание «сидайте, барышня-боярышня» уселась в экипаж, держа чемодан на коленях. И вскоре, заплатив своему вознице что-то уж очень много, стояла перед высоким, как ей казалось, и красивым домом.

* * *

Полковник Сергей Константинович Квитка занимал довольно просторную квартиру на Московской улице. Жена, в качестве приданного, принесла Сергею Константиновичу доходный дом на соседней Екатеринославской улице, да ещё было имение под Харьковом. Так что по части доходов Сергей Константинович чувствовал себя в высшей степени уверенно. Семейство у Сергея Константиновича было небольшое – жена и дочь. Особенных забот полковник не знал, ездил в театр, поигрывал, любил вкусно покушать, так что иногда, случалось даже, в неподходящий момент, закрыв глаза, представлял нарезанную ломтиками осетрину, зернистую чёрную икру, тушёную в сметане печёнку и Бог знает ещё какие кушанья. Здоровье у полковника было отменным, внешность и манеры – приятными, фамилия и происхождение – древними. Словом, с какой стороны ни взгляни на полковника, отовсюду он смотрелся выгодно и на зависть привлекательно. Он прекрасно и сам всё это видел, отчего был совершенно собой доволен и почти всегда благодушно настроен.