Бредшоу сухо поздоровался с генералом. Тевор-Браун был одним из немногих официальных лиц, которые поддерживали евреев. Именно он предсказал в этом самом кабинете конец мандата, когда началась история с «Исходом», и потребовал, чтобы кораблю разрешили отплыть еще до объявления голодовки. Тевор-Браун всегда считал, что англичане должны поддерживать не арабов, а евреев, которые стали бы в отличие от арабов верными союзниками. Он всегда стоял за создание в Палестине еврейского государства, которое входило бы в Британское содружество наций.
Однако взгляды Тевор-Брауна не влияли на Бредшоу и его многочисленных единомышленников из Четем-Хауза и департамента колоний. Даже теперь у них недоставало мужества, чтобы сознаться в роковой ошибке, хотя это угрожало им всем серьезными неприятностями. Боязнь потерять арабскую нефть и Суэцкий канал всегда брала верх.
— Я как раз читал донесения, — сказал Бредшоу.
Тевор-Браун зажег сигару.
— Интересные донесения, ничего не скажешь. Евреи никак не желают сделать нам одолжение и отступить в Средиземное море.
Бредшоу забарабанил пухлыми пальцами по столу.
— Держите колкости при себе, сэр Кларенс. Мне нужно представить проект в ближайшие недели. Я хотел посоветоваться с вами вот о чем. Мне кажется, Хэвн-Херста стоит немножко подтолкнуть. Ему следует вести себя с евреями построже.
— О, Хэвн-Херст — это как раз то, что вам нужно. Разве только вы решитесь прибегнуть к услугам какого-нибудь эсэсовского генерала, отбывающего срок. Позволю себе напомнить, что в Палестине у нас все еще имеется гражданская власть. Например, у верховного комиссара.
Бредшоу побагровел, но совладал с собой.
— Я все же полагаю, что нам надо предоставить Хэвн-Херсту больше полномочий.
Он протянул Тевор-Брауну письмо, адресованное кавалеру ордена Британской империи, ордена Бани, ордена «За военные заслуги» и Воинского креста генералу сэру Арнольду Хэвн-Херсту, командующему британскими войсками в Палестине.
— Хорошо сформулировано, Бредшоу, — сказал Тевор-Браун. — Я уверен, что предложения Хэвн-Херста покажутся вам чрезвычайно интересными, если, конечно, вы любитель романов ужасов.
После истории с «Исходом» генерала Брюса Сазерленда уволили в запас сразу и без шума. Он отправился в Палестину и поселился на южном склоне горы Канаан, неподалеку от Сафеда, древнего города в Северной Галилее, у самого входа в долину Хулы.
Казалось, он обрел покой после долгих лет душевных мук, наступивших со смертью матери. Наконец его перестали мучить ночные кошмары. Сазерленд купил роскошную виллу. Во всей Палестине не найдешь местечка с таким чудесным воздухом, а благодаря свежему ветерку даже летом здесь не ощущалась жара. Стены его особняка были отштукатурены и выбелены известью, крыша выложена красной черепицей, полы — плитками. Дом был со вкусом обставлен в средиземноморском стиле. За домом на целых четыре дунама поднимался террасами склон горы, где Сазерленд разбил роскошный сад. Главной гордостью бывшего генерала стали четыреста кустов роз.
Из сада открывался чудесный вид на Сафед, расположенный по ту сторону долины. У подножия горы начинались извилистые улицы, которые вели к Акрополю, расположенному на самой вершине, на высоте около тысячи метров над уровнем моря. Как и многие крепости, Акрополь в Сафеде служил когда-то цитаделью евреев, восставших против греков и римлян.
Сазерленд проводил время, ухаживая за розами, — его сад считался самым красивым в стране. Он разъезжал по святым местам, изучал иврит и арабский, с наслаждением бродил по кривым, запутанным переулкам Сафеда. Это был поразительный город. Его по-восточному узкие улицы, построенные без всякого плана, прижимались к горе. Дома теснились беспорядочно, придавая городу неповторимое очарование, — у каждого собственная архитектура, причудливые решетки, окна, двери и балконы; людям оставались лишь узкие проходы между ними.
Еврейские кварталы, занимавшие не более десятой части города, населяли евреи-ортодоксы, жившие в ужасающей бедности на пожертвования единоверцев. Они строго следовали каббале, еврейскому мистическому учению. Старики проводили целые дни над священными книгами и в молитвах; их облик был красочен, под стать городу. Они бродили вдоль лавчонок, одетые в чужеземные одежды, жалкие остатки некогда роскошных шелковых нарядов. Тихие и миролюбивые последователи каббалы из Сафеда натерпелись больше других в дни погромов, учиненных поклонниками иерусалимского муфтия: они не смогли постоять за себя.