Исход

Трудно представить себе положение хуже. Прилив поднимался все выше и выше, пока волны не захлестнули наконец и островок Иоганна Клемента. В тот день маленькая Карен прибежала домой вся в крови, а в ушах у нее глухо билось: «Жидовка, жидовка!»

Когда у человека такие глубокие корни и такая непоколебимая вера, ее крушение равносильно катастрофе. Мало того что он, Иоганн Клемент, ошибся, он еще и навлек смертельную опасность на всю семью. Профессор кинулся искать хоть какой-нибудь выход из положения, и поиски привели его в берлинское гестапо. Вернувшись из Берлина, он на двое суток заперся в своем кабинете — сидел сгорбившись за письменным столом и не сводил глаз с лежавшей перед ним бумаги. Эту чудодейственную бумагу ему преподнесли в гестапо. Один росчерк пера на ней, как ему объяснили, избавит его и его семью от дальнейших неприятностей. Этот документ дарил жизнь. Он перечитывал бумагу еще и еще, пока не выучил наизусть каждое слово.

«…Я, Иоганн Клемент, на основании вышеуказанного расследования и неопровержимых фактов, вытекающих из него, полностью убедился в том, что данные о моем рождении подложены и не соответствуют действительности. Я не принадлежу и никогда не принадлежал к еврейскому вероисповеданию. Я — ариец и…»

Подпиши! Подпиши! Тысячу раз он брался за ручку… Сейчас не время для благородных порывов! Он никогда не был евреем… Почему бы не подписать? Какая разница? Почему не подписать?

В гестапо ему с предельной ясностью дали понять, что выбора у него нет. Если он не подпишет бумагу и не согласится продолжать исследовательскую работу, его семья сможет покинуть Германию, лишь оставив его заложником.

На третий день Клемент вышел из кабинета и посмотрел во встревоженные глаза Мириам. Затем подошел к камину и бросил бумагу в огонь.

— Я не могу, — прошептал он. — Немедленно бери детей и уезжай.

Теперь в него вселился ужас. Каждый стук в дверь, каждый телефонный звонок, даже звук шагов нагонял страх, какого он прежде не ведал.

Он составил план. Прежде всего семья уедет во Францию, будет жить у его коллег. Мириам вот-вот должна родить и не может ехать далеко. Когда она родит и встанет на ноги, можно будет двинуться дальше — в Англию или в Америку. Не все еще потеряно. Когда семья будет в безопасности, он сможет подумать и о себе. В Берлине действовали несколько тайных обществ, которые переправляли за границу немецких ученых. Ему посоветовали обратиться в одну из этих организаций — Моссад Алия Бет, состоявшую из палестинских евреев.

Чемоданы были уже увязаны. Муж и жена целую ночь просидели молча, надеясь на чудо, которое даст им хоть небольшую отсрочку.

Наутро накануне отъезда у Мириам начались схватки. Везти ее в родильный дом было нельзя, запрещено; она рожала дома, в спальне. Родился еще один сын. Роды вышли трудные, и раньше чем через несколько недель ей было не встать на ноги.

Паника охватила Иоганна Клемента. Он ощущал, что они попали в западню, из которой нет спасения.

В отчаянии он помчался в Берлин, отправился на Майнекен-штрассе 10, где помещался Моссад Алия Бет. Там был настоящий бедлам. Люди отчаянно рвались из Германии.

В два часа ночи его провели в кабинет, где сидел очень молодой, очень усталый человек. Это был Ари Бен Канаан, прибывший из Палестины, чтобы помочь евреям бежать из Германии.

Бен Канаан посмотрел на него красными от бессонницы глазами и вздохнул:

— Мы устроим вам побег, доктор Клемент. Идите домой, мы вам сообщим. Я достану паспорт, визу… Нужно еще сунуть взятку кому следует. Это займет несколько дней.

— Речь не обо мне. Я не могу бежать, жена тоже. У меня трое детей. Вы должны вывезти их.

— Я должен… Доктор, вы важное лицо. Может быть, мне удастся помочь лично вам. Детям я помочь не могу.

— Вы должны, вы обязаны! — закричал Иоганн Клемент.

Ари Бен Канаан ударил кулаком по столу и вскочил на ноги.

— Вы видели толпу людей в коридоре? Все они хотят бежать из Германии. — Он перегнулся через стол и чуть не уперся головой в Клемента. — Пять лет назад мы просили, умоляли вас уехать. Теперь, если вам даже удастся выехать, англичане все равно не пустят вас в Палестину. «Мы — немцы, мы — немцы, нас не тронут!» — только и слышно было от вас. Господи Боже мой, что я могу сделать?

Ари проглотил слюну и упал на стул. Он прикрыл на минуту глаза, потом, достав пачку бумаг, начал в ней рыться и вытащил какой-то листок.

— Вот разрешение на выезд четырехсот детей. Многие датские семьи изъявили согласие принять их. Мы формируем поезд. Одного вашего ребенка я возьму.

— У меня… у меня трое детей.

— А у меня десять тысяч. Но у меня нет столько виз, и мне нечем воевать против британского флота. Советую отправить старшего ребенка, который уже может позаботиться о себе. Поезд отправится из Берлина завтра с Потсдамского вокзала.