Почти все воины пришли в отряд Хаганы из кибуцев и мошавов. Они привыкли возделывать землю и поэтому взялись за нее и в Гамишмаре. Ведь в конце концов они пришли сюда, чтобы создать кибуц. Но горное земледелие оказалось нелегким занятием. А тут еще воды не хватало, так что надеяться оставалось только на дождь. Тем не менее они принялись за дело столь же энергично, как за осушение болота в Ездрелонской долине. На склонах возникли террасы, и у поселенческого общества были затребованы средства на приобретение инвентаря.
Национальный совет и Хагана были в восторге от успехов молодежи из Гамишмара и решили в дальнейшем строить часть поселений на стратегически важных участках.
Вскоре еще один отрад отправился создавать село на таком же беспокойном месте. Он целиком состоял из верующих евреев. Они проникли в глубь долины Бет-Шеан, построили кибуц на стыке трансиорданской и сирийской границ и назвали его Тират-Цви. — Крепость рабби Цви. Кибуц расположился посреди арабских городов и сел, население которых не скрывало враждебности к евреям. Муфтий пытался устроить так, чтобы поселенцев прогнали. Но хотя это были верующие, они мало напоминали безответных старцев из священных городов. Как и в Гамишмаре, арабы не смогли выжить евреев из Тират-Цви.
Он спал в своей палатке.
— Ари, вставай! Скорее! — разбудил его кто-то.
Он сбросил одеяло, схватил винтовку и помчался вниз к южным полям, где строили террасы под виноградник. Там собрался весь кибуц. Все замерли, когда Ари подошел ближе. Он пробился сквозь толпу и посмотрел на землю. Земля была запятнана кровью. Тут же валялись клочья голубой блузки. Кровавый след вел вверх на гору. Ари смотрел в лицо то одному, то другому. Все молчали.
— Дафна, — прошептал он.
Два дня спустя труп Дафны подбросили в окрестностях лагеря. Уши, нос, руки были отрублены. Глаза — выколоты. Тело носило следы бесчеловечных издевательств.
Никто не видел слез в глазах Ари, не слышал от него жалоб. После убийства Дафны он исчезал время от времени на несколько часов и возвращался смертельно бледный. Он сдерживал свои чувства, ни разу не выказал ни ненависти, ни даже гнева и больше не произносил ее имя вслух. Ари принял трагедию точно так же, как принимал подобные несчастья весь ишув. Арабские деревни в окрестностях Гамишмара со страхом ждали кары, но ее не было.
Евреи удержались в Гамишмаре, Тират-Цви и других стратегических поселениях. Новая тактика тормозила диверсионную деятельность муфтия, но полностью остановить ее не могла.
В эту неразбериху вмешался майор английской разведки Мальколм, командированный в Иерусалим, как только муфтий — поднял бунт. Это был одинокий волк — всегда неряшливо одетый, не любящий формальностей и церемоний и от-кровенно презирающий офицерские традиции. Свое мнение Мальколм выражал открыто, а порой и резко. Целые дни он проводил в глубоких размышлениях, частенько забывая побриться и причесаться. Желание уединиться наступало не-ожиданно и в самое неподходящее время — случалось, даже во время официальных смотров, которые он ненавидел и считал напрасной тратой времени. Язык у Мальколма был острый как бритва и постоянно шокировал непривычных собеседников. Это был своевольный человек, офицеры смотрели на него как на чудака.
Высокий и худой, с костлявым лицом, он чуть-чуть прихрамывал и был как раз таким, каким истинно британский офицер быть не должен.
Когда Мальколм прибыл в Палестину, он сочувствовал арабам — среди английских офицеров это было модно. Но симпатии длились недолго. Прошло некоторое время, и майор стал истовым сионистом.
Как и большинство христиан, поддерживающих сионизм, он превосходил решительностью и фанатизмом самих евреев. Каждую свободную минуту Мальколм проводил за чтением Библии на иврите, — которому выучился сам, и пришел к выводу, что в планы Бога входило воскрешение евреев как нации. Он тщательно изучал библейские военные походы, тактику Иисуса Навина, Давида и в особенности Гедеона. Наконец майор уверовал в то, что само Провидение напра-вило его в Палестину. Господь избрал его, П. П. Мальколма, для того, чтобы он повел детей Израилевых к их благородной цели.
Мальколм изъездил всю Палестину в ветхом драндулете, который купил по случаю, а места, где не было дорог, прошагал, как цапля, на своих длинных ногах; побывал на полях всех библейских битв, пытаясь реконструировать происходившие там события. Евреи и арабы изумленно глазели на это странное существо, которое плелось вдоль проселочных дорог и во все горло распевало псалмы, ничего не замечая вокруг.
Непонятно было, почему англичане терпят в рядах вооруженных сил такого олуха. Но генерал Чарльз, командующий британскими войсками в Палестине, считал Мальколма особым талантом, которому позволительно опрокидывать общепринятые нормы. Мальколм высмеивал британские боевые уставы, зло издевался над их тактикой и считал половину, расходов на армию напрасным разбазариванием средств. Никому не удавалось одолеть его в споре.