Гирлянда лампочек, которые я счел бесполезными, благополучно осталась в бункере-мастерской. Мда, без Витьки никуда не деться. Придется его взять с собой, для собственного же выживания.
— Свет не привлечет остальных?
— Пусть привлекаются, — безмятежно сказал Витька. — Утро наступит, всех разгонит. Они тупые, не понимают ничего.
Я задумался. Каково спать в круге из фонарей с датчиками движения, когда свет вспыхивает при любом шевелении подкрадывающейся мерзкой твари? А на животных, каждого встречного-поперечного кролика и ежа, фонари тоже будут реагировать? Хотя нет — в лесу не водится зверье, их распугала ночная погань.
Ничего, привыкнем. Витька вон спокоен. Мой предшественник все это знал и все равно готовился перейти поле, где как-то живут Отщепенцы. И я справлюсь.
— Ну так когда валим? — вернулся к основному вопросу Витька.
— Сегодня, — твердо ответил я. — Прямо сейчас. Мне крупно повезло с этой амнистией, до сих пор не верится. Больше везти не будет.
Когда мы приближались к нашему бараку, навстречу выскочила тетя. Взлохмаченная, возбужденно-радостная, с воспаленными глазами.
— Слава Вечной Сиберии, жив-здоров! Куда ты пропал, Олесь? Я вторые сутки не сплю, тебя ищу, всех спрашиваю, а никто не знает…
Я неловко замялся. Как она будет спать, когда я пропаду без вести навеки? Сам же ответил на мысленный вопрос: преотлично будет спать, потому что меня заменят новым Олесем так же, как мной заменили предшественника. И ничегошеньки она не заметит, так что переживать не о чем, нет повода испытывать угрызения совести. И вообще на будущее — надо гнать такие рефлексивные мысли, пользы от них никакого. Нельзя забывать об основной цели: вернуться домой. Я ничего не должен этим людям, которых знать не знал до недавнего времени, и неважно, как трепетно они ко мне относятся. Нельзя привыкать к этим несчастным лабораторным мышам.
Вот Витька полезен, это другое дело, его нужно взять с собой. И этим я принесу горе в его семью — ведь хоть они и лаются, а по-своему наверняка его любят. Впрочем, Витьку Рептилоиды тоже заменят, наверное.
Я рассказал тете, как меня арестовали и держали в карцере за грубость с Модератором, а потом отпустили по амнистии Председателя.
— Будь славен наш Председатель! — горячо проговорила тетя, делая сакральный жест несколько раз подряд.
Немного успокоившись, тетя Вера зыркнула на Витька, который прошел чуть вперед и нас, судя по всему, не слушал.
— Ты той ночью вышел и не вернулся… — сказала она. — Что случилось, где ты был?
Сказать ей правду?
А если сдаст?
Я видел кино, где люди доносили на главного героя ради него же, как им представлялось. Стучали из любви, так сказать, беспокоясь, что их любимый человек пошел по кривой дорожке, и надеясь, что соответствующие органы вправят мозги. В итоге органы вправляли мозги — на каторге или плахе.
Нет силы в правде…
— У Аньки, — бухнул я.
Вера помрачнела, затвердела лицом.
— Вот прошмандовка! А мне клялась, что не знает, где ты! Ну я ей!
Я поспешно сказал:
— Тетя, не надо ее ругать! Вообще не надо ей ничего говорить, договорились? Она молчала, потому что я ее попросил.
Тетя заколебалась.
— Ладно… Уметь держать язык за зубами — прекрасное качество…
Уф, подумалось мне, пронесло.
— Кушать будешь? — осведомилась тетя.
Я страшно хотел жрать, но вспомнил, что обворовал подпол. Тетя полезет за едой, и возникнет масса неудобных вопросов. Если, конечно, кто-то из соседей уже не обнаружил пропажу запасов.
— Меня кормили. На работу пора, рейтинг улучшать. Я сейчас на заметке, сама понимаешь. После поем.
— Как знаешь.
Тетя, успокоенная, удалилась, и мы с Витькой помчались к гаражам. Пока подходили к мусоровозу, я холодел — что если Модераторы добрались до содержимого кузова? Они найдут оружие, и тогда никакая неожиданная амнистия не поможет, можно не сомневаться… Я быстро заглянул в кабину — перфокарта на месте, — обошел машину, но Витька опередил и первым заглянул в кузов. Не представляю, зачем это ему понадобилось. Наверное, по привычке проверил.
У пацана отвалилась челюсть.
— Тут наши вещи из мастерской!
Итак, пора объясниться.
Нет силы в правде, но и во лжи тоже. Где она, сила?
— Это я загрузил, — вздохнув, сказал я.
— Ты загрузил? Когда? Зачем?
— Вчера ночью.
По глазам Витьки было заметно, как он стремительно шевелит извилинами.
— Ты хотел бежать один! — догадался он. — Вот ты крыса!
— Это глюк… — начал я, но Витька перебил:
— Это не глюк, это ты говнюк!
Рифмоплет хренов…
Я разозлился:
— Эй! Я тебя вообще не помню! Врубаешься, нет? Ты для меня новый знакомый, как и тетя, как и Аня с Дашей, как и вся, мать ее, Вечная Сиберия! И вообще, не было никакого глюка, я — другой человек, не тот, которого вы все знали. Это вам, чипированным, промыли мозги, что я — ваш старый знакомый, которого вы всю жизнь знаете, а у меня была совсем другая жизнь! Так что идите вы в жопу, я вас не знаю и ничего вам не должен! У тебя лично, Витька, нет никакого морального права что-то такое мне предъявлять!