Исход

— Подержи руку так, я сейчас, — сказал незнакомый, очевидно тот самый Радищев, которого звал Почиван, и Рогов кивнул, прислушиваясь, как начинают отходить ноги, вначале поясница, затем ниже, ниже, до самых колен и до ступней, до самых кончиков пальцев. Подташнивало, и все время хотелось пить, словно он долго шел по какой-то дотла выжженной земле и у него остался запах горечи во рту. Конечно, он простой парень, рабочий, а она — интеллигенция, куда там! Какие я книжки читал — ей смешно…

Опять подошел Почиван, в темноте повздыхал, посопел. Радищев кончил перевязывать и, спросив закурить, ушел.

— Вот дела какие, — сказал Почиван. — Может, ты что посоветуешь.

— Это ты насчет чего?

— Да все насчет аэродрома. Надо же что-то делать с ним, а у меня одни раненые и всего семь лопат.

Рогов знал, почему подсыпается к нему Почиван, ну он пойдет, одна рука-то у него целая, пойдет, пойдет: но что это изменит?

— Ну чего ты губы распустил, Почиван? На тебя не похоже.

— А что я один могу? — жалобно сказал Почиван. — У меня восемьдесят пять человек раненых, а я один…

— Ладно, ладно, начальник, я тебе помогу. Только баш на баш. Если после войны напьюсь пьяным и меня задержат, смотри помни. Ты ведь опять в начальники милиции пойдешь.

— У тебя, брат, фантазия, — засмеялся Почиван. — Брось, сглазишь. А ты что, у нас останешься, на Алтай свой разве не собираешься вернуться?

— Не собираюсь, — почти угрожающе сказал Рогов. — У вас, здесь останусь. Погляжу, как вы тут жить станете в мирной жизни…

— Слишком далеко загадываешь, — и, помолчав, деловито подступился: — Что с аэродромом делать будем?

— А-а, смола, от тебя все равно не отвяжешься, — сказал Рогов. — Тут недалеко деревенька. У меня там кореш. Давай лошадь, через три часа будут тебе люди с лопатами. К рассвету примешь свои самолеты.

— Рогов, не врешь? — вскочил Почиван. — По гроб не забуду. Ну давай, Рогов, давай, миленький, скорее. Тут недалеко…

— Ладно, ладно. Приведу народ, назад мне надо. Лошадь дашь?

— Дам, дам, — не задумываясь, заверил Почиван. Он готов был сейчас прозаложить душу сатане, лишь бы наладить аэродром и отправить раненых.

Бережно поддерживая, Почиван вел Рогова краем изрытой бомбами поляны, и у Рогова медленно проходило отупение, он шел, обходя воронки; от принятого решения как можно скорее вернуться к Трофимову в нем опять складывалось все в определенный порядок и возвращалось пошатнувшееся чувство собственной ценности и достоинства; ему было стыдно, из-за чего он пробежал столько километров без остановки по лесу. Но он знал, что не мог их не пробежать, и еще знал, что в жизни его такого уже больше не будет.

30

В последний момент Трофимова как-то оттерли, он видел только спины, спины, ему хотелось вырваться вперед, но не удавалось. Он намечал взглядом какую-нибудь дистанцию, дерево, куст или холм, но, когда добегал, спины своих по-прежнему были впереди. Этот рывок нельзя было остановить, разве только уничтожить всех до одного. Рядом с Трофимовым все время держалась Павла, несколько связных и еще Кузин, решивший не спускать с полковника глаз.

Это был бой, о котором стараются не вспоминать; автоматные очереди, взрывы, крики и — трупы, и в то же время неостановимое движение вперед; Трофимову так и не удалось догнать первую цепь, и он начал трезветь; и как только стал трезветь, пошел медленней, тяжело задыхаясь, хватаясь за грудь, и теперь уже не перепрыгивал с маху через убитых, а обходил их, все сильнее чувствуя тошнотворный запах свежей крови, никакое ясное весеннее утро не могло заглушить этого запаха.

Между тем бой ушел далеко от места прорыва; как только была прорвана линия оцепления, из лесу вышли хозяйственные службы; двигались налегке, потому что все громоздкое и тяжелое еще раньше уничтожили и закопали, главным образом, сейчас несли и тащили раненых; Трофимов еще раньше отдал приказание забирать для раненых всех встречающихся на пути лошадей; тяжелораненые были отправлены накануне в глубину леса, к аэродрому.

Пройдя скорым маршем полтора десятка километров, партизаны ворвались в Степановку и захватили ее. Степановку и раньше брали несколько раз, и оттого село стало уже привычным и в чем-то своим. Здесь можно было остановиться и накормить людей; партизаны захватили несколько машин с продовольствием, двенадцать коров в загоне, двадцать две свиньи в клетках и пять немецких кухонь; Трофимов приказал остановиться ненадолго, выставив посты. По сведениям разведки, крупных войсковых соединений у немцев близко не было, а людям, после многодневного недоедания, после сверхчеловеческого напряжения последнего боя, необходимо хотя бы поесть.