Исход

– Шон? – С помощью фонарика обыскиваю каждый уголок поляны, осматриваю каждую тень от деревьев. – Доминик? – тихонько зову в надежде, что один из них или оба меня ждут. – Я здесь, – объявляю, обыскивая темный лес. От фонарика в руке мало толка. – Я здесь, – повторяю, касаясь пальцем выреза на ожерелье.

– Я здесь, – тщетно произношу, потому что тут никого нет.

Здесь только я.

Вконец сбитая с толку, поворачиваюсь, отчего начинает кружиться голова, и молюсь отыскать любой признак жизни, но безуспешно.

Та надежда, что я чувствовала всего несколько минут назад, развеивается на ветру, шелестящем в высоких мерцающих соснах. Но я не зацикливаюсь на боли. Прикладываю ладонь к груди и смотрю на симфонию света, разыгрывающуюся над моей головой и у ног. Их мелодия беззвучна, но завораживает. Околдованная луной и световым представлением, я сжимаю между пальцами вороново крыло.

Один или оба заявили на меня свои права.

Кто-то положил медальон на подушку.

Я взываю к ним еще раз.

– Шон? Доминик? – Вокруг меня воздух словно замирает, когда появляется намек на чье-то приближение. Я резко выпрямляюсь, услышав в метре от себя низкий голос с французским акцентом.

– Жаль тебя разочаровывать.

Глава 4

Он появляется из тени густой рощи. Я пячусь назад, включаю фонарик и направляю на него луч.

– Чего ты хочешь?

– Хочу? От тебя? Ничего. – Он предстает передо мной, его тон сочится презрением.

Благодаря карманному фонарику мне хорошо его видно, ни одна тень не омрачает его лицо: изящный нос и резко очерченный подбородок. Какая жалость, что я ненавижу его, иначе могла бы отдать дань его красоте. Я выключаю фонарик, желая, чтобы его поглотила тень, но даже в темноте, под сияющей луной и среди окружающих похожих на фейри светлячков он ослепляюще прекрасен. Мужчина одет так же, как в нашу первую встречу, разве что пиджака и узкого черного галстука сегодня не наблюдается. Он выглядит неуместно в рубашке, брюках и начищенных ботинках посреди леса.

– Что ты тут забыл? Да еще и в таком виде?

– Могу задать тебе тот же вопрос.

Я так и не сняла после свидания платье, и теперь стою перед ним в макияже и с укладкой, обутая в резиновые сапоги в горошек. Тоже слишком расфуфыренная для полуночной прогулки по лесу.

– Я тут живу.

– Нет, не живешь.

– Не придирайся к словам. И хватит здесь ошиваться.

– Буду ошиваться везде, где, черт возьми, захочу. – Его взгляд полон той пылающей жестокости, что я видела во время нашей стычки в прошлом году. В его голосе снисхождение и неприязнь. Было бы проще уйти, но хочется просветить его, что я тоже вынесла о нем суждение, как он обо мне.

– Ты омерзителен. Эта твоя манера. – Я поднимаю руку и обвожу ей его. – Словно у тебя есть право так себя вести, обращаться со мной, как взбредет в голову.

– Хочешь произнести речь «Поступай с другими так, как поступали с тобой»? Потому как я гарантирую, что ты одним своим существованием отравила мне жизнь.

– Ты несешь вздор и недостоин того, чтобы я вела с тобой беседы.

– Ты забываешь, с кем разговариваешь.

– Ага, ну а ты можешь засунуть в себя свой член, придурок. Мы тут не письками меряемся.

– У тебя отвратительная манера выражаться.

– Ты урод и ублюдок, а хорошие манеры я показываю воспитанным людям, не заносчивым социопатам с отсутствием эмпатии.

Он нависает надо мной, его аромат вторгается в мое личное пространство. Он выше Шона и Доминика на несколько сантиметров. Его телосложение чудовищно зловещее, будто он миновал переходный период и из ребенка сразу стал мужчиной.

– А ты – девчонка с грязным ртом. И если я недостоин беседы с тобой, почему ты до сих пор со мной споришь?

– Верно подмечено. Катись к черту. – Я отхожу от него, как вдруг он резко хватает меня за запястье. Я пытаюсь вырваться, но он смотрит не на меня. Его взгляд прикован к вороньему крылу, висящему у меня на шее.

– Что это?

Я не могу сдержать улыбку.

– Думаю, ты прекрасно знаешь, что это.

– Кто тебе его дал?

– Не твое дело. Отпусти!

Он рывком притягивает меня к себе, и я роняю фонарик, вцепившись в руку, которой он меня держит. Другой он тянется к медальону. Поняв его намерения, я прихожу в ярость. Свободной рукой влепляю ему пощечину и отступаю, чтобы горящей ладонью залепить пощечину сильнее.

– Черт, не смей!

Мне не по силам одолеть этого дикаря, когда он рывком притягивает меня к себе и трясет, как тряпичную куклу, после чего бросает на землю и садится сверху.

– СЛЕЗЬ С МЕНЯ! – кричу во всю силу своих легких и борюсь с ним. Я провожу ногтями по его рубашке, но вцепиться мне не во что. Он с легкостью берет надо мной верх, словно дерется с мошкой, и прижимает мои запястья к холодной траве.

Он нависает надо мной с глазами, полными ярости.

– Сейчас же говори, кто тебе это дал, мать твою!

Я плюю ему в лицо и поздравляю себя, когда слюна попадает на его подбородок. Мужчина без усилий перехватывает мои запястья одной рукой, прижимает их к земле, а потом стирает слюну плечом. Я вижу блеск зубов и понимаю, что ублюдок… улыбается так, что меня начинает тошнить.

– Я лишал жизни и за меньшее.