Исход

Наконец-то Яков Рабинский обрел свое счастье. Шошана все растет, около ста ее жителей возделывают свыше тысячи дуланов земли. У Якова нет никакого личного имущества; даже одежда ему не принадлежит. Но зато есть жена, которая не лезет за словом в карман и слывет одним из лучших скотоводов Галилеи. По вечерам, после работы, он гуляет с ней, на людях — такой языкатой, но наедине — такой ласковой, по ухоженным газонам и цветникам, поднимается на холмы и любуется зеленеющими полями. Яков был счастлив.

Шошана, первый кибуц в Палестине, стал долгожданным ответом на самый трудный вопрос, стоявший перед сионистским движением.

ГЛАВА 10

Однажды вечером Иося вернулся домой с совещания в комитете по делам языка «Ваад Галашон», погруженный в глубокие раздумья. К нему, занимавшему видное положение в стране, обратились с неожиданным предложением.

У Сары всегда был готов чай. Они сидели на веранде своей трехкомнатной квартиры на улице Гаяркон, откуда открывался прекрасный вид на Средиземное море. Была хорошо видна излучина побережья, переходящая из Тель-Авива в Яффу.

— Сара, — сказал он после долгого молчания, — я принял решение. Сегодня в «Ваад Галашоне» меня попросили взять новую фамилию и разговаривать только на иврите. Выступал сам Бен Иегуда. Он проделал огромную работу по модернизации иврита.

— Чепуха какая! — ответила Сара. — Ты мне как-то сам сказал, что ни разу во всей человеческой истории не удавалось воскресить язык.

— Правильно. Но ведь и ни один народ еще не пытался воскресить нацию, а мы воскрешаем. Когда я смотрю на все, что сделано в Шошане и в других кибуцах…

— Вот-вот, хорошо, что ты сам заговорил о Шошане. Ты хочешь переменить фамилию только потому, что так поступил твой брат?

— Глупости.

— Кстати, как его теперь зовут, твоего бывшего Якова?

— Акивой. Он назвался именем человека, которого боготворил с детства.

— А ты назовешь себя Иисусом Христом, которым тоже восхищался в детстве?

— Ты невозможна, — рассердился Иося и ушел с веранды.

— Если бы ты хоть изредка посещал синагогу, — продолжала как ни в чем не бывало Сара, пойдя за ним, — то знал бы, что древнееврейский существует только для того, чтобы общаться с Богом.

— Сара! Порой я думаю — зачем ты, собственно, приехала сюда из Силезии? Если мы хотим думать и жить как нация, то и говорить должны как единая нация.

— А мы и говорим. Идиш — вот наш язык.

— Идиш — язык диаспоры. Идиш — язык гетто. Иврит — вот общий язык всех евреев.

Она погрозила мужу пальцем.

— Брось эту сионистскую пропаганду. Меня, Иося, агитировать нечего. Для меня ты до самой смерти останешься Иосей Рабинским.

— Ну, как знаешь. А я твердо решил, Сара. Советую тебе тоже заняться ивритом: с этого дня мы будем говорить дома только на этом языке.

— Сплошная чушь это твое твердое решение!

Иося и сам не сразу согласился с Бен Иегудой, но потом понял, что тот прав. Пора воскрешать язык. Если их стремление к национальной самобытности действительно неодолимо, то, значит, воскресится и язык. Однако Сара была упряма. Она всю жизнь говорила на идише, на том же языке говорила ее мать, и ей вовсе не хотелось приниматься за учебу.

Целую неделю Иосе пришлось спать на диване, но не сдавался и разговаривал на иврите. Жена отвечала на идише.

— Иося, — позвала Сара однажды вечером. — Иося, поди сюда, помоги мне.

— Прошу извинить, — ответил он, — но в этом доме нет никакого Иоси. Если ты имеешь в виду меня, то, да будет тебе известно, меня зовут Бараком. Барак Бен Канаан.

— Барак Бен Канаан?!

— Да, я долго выбирал имя и фамилию. Арабы звали мой кнут молнией, а Барак и есть молния на иврите. Так звали полководца легендарной Деворы. А фамилию Бен Канаан я выбрал потому, что люблю, как ты знаешь, гору Канаан.

Сара хлопнула дверью.

Иося повысил голос:

— Да, я был счастлив на горе Канаан! Тогда моя жена еще не была такая упрямая! Привыкай, привыкай, Сара Бен Канаан!

Иося, теперь Барак, снова перебрался спать на диван. Целую неделю воюющие стороны не проронили ни слова.

Однажды ночью, через месяц после начала семейной баталии, Барак вернулся из Иерусалима с утомительного трехдневного совещания. Он приехал усталый, и ему очень хотелось поделиться новостями с Сарой за чашкой чая. Однако дверь в спальню была заперта. Он вздохнул, снял ботинки и лег. При своем росте Барак не помещался на диване, и ноги свисали. Он мечтал отдохнуть в кровати и уже жалел, что затеял перевоспитание этой упрямой женщины. Он уже засыпал, как вдруг заметил через щель под дверью, что в спальне зажегся свет. Дверь открылась, Сара подошла к нему на цыпочках, опустилась на колени перед диваном и положила голову на его широкую грудь.

— Я тебя люблю, Барак Бен Канаан, — прошептала она на иврите.