Исход

Каждый день отряд продвигался на несколько метров вверх по горе, укрепляя свои позиции и дожидаясь ночи. Арабы неотступно следили за ними с вершины горы, но напасть ни разу не посмели. К концу недели Ари покинул первый лагерь и занял позицию примерно на полпути к вершине.

Первое поражение не выходило у арабов из памяти. Они возобновили нападения, но избегали прямой атаки и довольствовались тем, что обстреливали лагерь с большого расстояния.

Видя их нерешительность, Ари взял инициативу в свои руки. К концу второй недели на рассвете он бросился в атаку. Выждав, пока арабы устанут от ночных бдений и потеряют бдительность, он с отрядом из двадцати пяти мужчин и десяти женщин напал на сонных противников и сбросил их с вершины. Пока арабы приходили в себя и собирались для контратаки, евреи успели окопаться. Ари потерял пятерых убитыми, но удержал позицию.

Он построил наблюдательный пункт на макушке горы, откуда открывался вид на всю местность. Евреи лихорадочно работали не покладая рук и превратили позицию в настоящую крепость.

Муфтий обезумел от ярости. Он сместил командиров и собрал новый отряд в тысячу воинов. Однако, попав под огонь Хаганы, бандиты бежали.

С тех пор арабы не отваживались больше на прямую атаку. Но они отнюдь не собирались оставлять пришельцев в покое и непрерывно обстреливали их. Отряд был совершенно отрезан от ишува. Все припасы и даже воду приходилось доставлять через вражескую территорию на машинах.

Но, несмотря на трудности, Гамишмар выстоял. Внутри заграждения поселенцы построили несколько хижин и тут же начали прокладывать дорогу в долину.

Ночные патрули, дежурившие вдоль стены Тагарта, перехватывали диверсантов и поставщиков оружия. Лазейка муфтия в Палестину была наглухо закрыта.

Почти все воины пришли в отряд Хаганы из кибуцев и мошавов. Они привыкли возделывать землю и поэтому взялись за нее и в Гамишмаре. Ведь в конце концов они пришли сюда, чтобы создать кибуц. Но горное земледелие оказалось нелегким занятием. А тут еще воды не хватало, так что надеяться оставалось только на дождь. Тем не менее они принялись за дело столь же энергично, как за осушение болота в Ездрелонской долине. На склонах возникли террасы, и у поселенческого общества были затребованы средства на приобретение инвентаря.

Национальный совет и Хагана были в восторге от успехов молодежи из Гамишмара и решили в дальнейшем строить часть поселений на стратегически важных участках.

Вскоре еще один отряд отправился создавать село на таком же беспокойном месте. Он целиком состоял из верующих евреев. Они проникли в глубь долины Бет-Шеан, построили кибуц на стыке трансиорданской и сирийской границ и назвали его Тират-Цви — Крепость рабби Цви. Кибуц расположился посреди арабских городов и сел, население которых не скрывало враждебности к евреям. Муфтий пытался устроить так, чтобы поселенцев прогнали. Но хотя это были верующие, они мало напоминали безответных старцев из священных городов. Как и в Гамишмаре, арабы не смогли выжить евреев из Тират-Цви.

Он спал в своей палатке.

— Ари, вставай! Скорее! — разбудил его кто-то.

Он сбросил одеяло, схватил винтовку и помчался вниз к южным полям, где строили террасы под виноградник. Там собрался весь кибуц. Все замерли, когда Ари подошел ближе. Он пробился сквозь толпу и посмотрел на землю. Земля была запятнана кровью. Тут же валялись клочья голубой блузки. Кровавый след вел вверх на гору. Ари смотрел в лицо то одному, то другому. Все молчали.

— Дафна, — прошептал он.

Два дня спустя труп Дафны подбросили в окрестностях лагеря. Уши, нос, руки были отрублены. Глаза — выколоты. Тело носило следы бесчеловечных издевательств.

Никто не видел слез в глазах Ари, не слышал от него жалоб. После убийства Дафны он исчезал время от времени на несколько часов и возвращался смертельно бледный. Он сдерживал свои чувства, ни разу не выказал ни ненависти, ни даже гнева и больше не произносил ее имя вслух. Ари принял трагедию точно так же, как принимал подобные несчастья весь ишув. Арабские деревни в окрестностях Гамишмара со страхом ждали кары, но ее не было.

Евреи удержались в Гамишмаре, Тират-Цви и других стратегических поселениях. Новая тактика тормозила диверсионную деятельность муфтия, но полностью остановить ее не могла.

В эту неразбериху вмешался майор английской разведки Мальколм, командированный в Иерусалим, как только муфтий поднял бунт. Это был одинокий волк — всегда неряшливо одетый, не любящий формальностей и церемоний и откровенно презирающий офицерские традиции. Свое мнение Мальколм выражал открыто, а порой и резко. Целые дни он проводил в глубоких размышлениях, частенько забывая побриться и причесаться. Желание уединиться наступало неожиданно и в самое неподходящее время — случалось, даже во время официальных смотров, которые он ненавидел и считал напрасной тратой времени. Язык у Мальколма был острый как бритва и постоянно шокировал непривычных собеседников. Это был своевольный человек, офицеры смотрели на него как на чудака.