Исход

— Я этого ничем не заслужила.

— Дети чувствуют, кто им действительно друг. Может быть, пройдемся по Ган-Дафне?

— С удовольствием.

Китти оказалась почти на голову выше своего нового начальника. Они медленно пошли к административным зданиям. Доктор Либерман то держал руки за спиной, то хлопал себя по карманам в поисках спичек, чтобы прикурить.

— Я приехал из Германии в 1933 году. Мне с самого начала было ясно, что там назревает. Моя жена умерла сразу после переезда сюда. После ее смерти и до 1940 года я преподавал классическую филологию в Иерусалимском университете. Потом Хариэт Зальцман предложила мне основать здесь молодежное поселение. Это было как раз то, о чем я мечтал долгие годы. Покойный мухтар Абу-Йеши, очень великодушный человек, отдал нам это плато. Если бы все арабы и евреи жили между собой так же мирно! У вас нет спичек?

— К сожалению, не захватила.

— Ничего, я и так курю слишком много.

Они подошли к газону в центре села. Отсюда открывался вид на долину Хулы.

— Вон там, в долине, наши поля. Их нам дал мошав Яд-Эль.

Они остановились перед статуей.

— Это Дафна. Она была из Яд-Эля, воевала в Хагане и погибла. Ари Бен Канаан очень любил ее. Ее именем названо наше селение.

У Китти сжалось сердце будто от ревности. Пусть это только изваяние, а все-таки Дафна сильнее ее. Бронза изображала крестьянскую девушку, похожую на Иордану или тех девушек из селения, которые приходили вчера к Бен Канаанам.

Доктор Либерман замахал руками.

— Со всех сторон нас окружает история. По ту сторону долины — гора Хермон, а рядом — древний Дан. Я мог бы рассказывать часами, тут каждый клочок земли пропитан историей.

Маленький горбун с гордостью посмотрел на свое детище, потом взял Китти под руку и повел ее дальше.

— Мы, евреи, создали здесь в Палестине странную цивилизацию. Всюду в мире культура шла из крупных городов, а здесь все наоборот. Извечная тоска евреев по своей земле настолько сильна, что здесь решительно все берет начало именно от земли. Музыка, поэзия, искусство, наука и армия — все вышло из кибуцев и мошавов. Видите домики детей?

— Вижу.

— Обратите внимание, все окна выходят в долину, к нашим полям. Последнее, что они видят, засыпая, и первое, просыпаясь, — это своя земля. Добрая половина школьных дисциплин — сельскохозяйственные. Наши питомцы уходят группами и создают новые кибуцы. Мы полностью кормим себя, сами выращиваем овощи, птицу и скот. Мы сами себя одеваем, сами делаем мебель, ремонтируем машины. У детей есть самоуправление, и, надо сказать, очень толковое.

Они дошли до конца лужайки. Перед зданием администрации газон обрывался, отсюда вокруг всего плато шла длинная траншея. Китти заметила окопы и даже вход в бомбоубежище.

— Это, конечно, не столь красиво, — сказал доктор Либерман. — К тому же здесь чересчур восхищаются боевыми подвигами. Так оно, вероятно, и останется, пока мы не обретем независимость и не построим жизнь на более гуманных началах.

Они пошли вдоль траншеи. Китти поразило, что там, где траншея проходила возле деревьев с совершенно голыми корнями, под верхним слоем почвы виднелась сплошная скала. Не верилось, что дерево может расти на камне, но корни вели упорную борьбу: извивались тонкими прожилками и становились толще там, где натыкались на живительный слой грунта.

— Посмотрите, как упорно борется это дерево, — сказала Китти. — С какой волей к жизни корни прокладывают себе путь в скале.

Доктор Либерман поглядел на корни и сказал:

— Вот так и мы, евреи, вернувшиеся в Палестину.

Ари стоял в гостиной Тахи, мухтара Абу-Йеши. Молодой араб, друг детства, взял грушу с огромного подноса и укусил ее, не сводя глаз с собеседника.

— Хватит пустой болтовни, как на переговорах в Лондоне, — начал Ари. — Нам с тобой это ни к чему. Поговорим без обиняков.

Таха положил грушу на стол.

— Как убедить тебя, Ари? На меня со всех сторон давят, но я все же не сдаюсь.

— Не сдаешься?

— Но ведь времена какие!

— Постой, постой. Жители наших сел вместе пережили два периода смуты и погромов. Ты учился в нашей школе, жил в нашем доме, мой отец опекал тебя.

— Правильно. Я доверял вам свою жизнь, а теперь ты требуешь, чтобы все село пошло по тому же пути. Сами вы небось вооружаетесь, так почему же нам нельзя? Неужели, если у нас будет оружие, вы нам не сможете больше доверять? Мы ведь вам доверяли?

— Я тебя просто не узнаю.

— Надеюсь, я не доживу до того дня, когда нам с тобой придется вступить в драку. Однако сидеть сложа руки теперь нельзя, и ты это прекрасно знаешь.

Ари резко обернулся: