Исход

Подали еду. Китти сунули в руки жирную баранью ногу и чашку густого отвара с рисом. Она отведала угощение под пристальным взглядом вождя, слабо улыбнулась и кивнула, как бы подтверждая, что яства в высшей степени вкусные. Затем подали немытые фрукты, а под конец — густой, приторно сладкий кофе в грязных чашках. Пообедав, бедуины вытерли руки о штаны, а рты рукавами, и разговор продолжился, пока наконец Ари не встал и начал прощаться.

Когда стоянка бедуинов, осталась позади, Китти глубоко вздохнула.

— Мне их очень жаль, — сказала она.

— И напрасно. Эти люди убеждены, что они — самые свободные на свете. Разве вы не ходили в детстве на «Песнь пустыни»?

— Ходила, но теперь я знаю, что автор никогда не видел живых бедуинов. О чем вы с ними беседовали?

— Посоветовал воздержаться от попыток обворовать пальмахников.

— А еще о чем?

— Он хотел купить вас. Предлагал шесть верблюдов.

— Вот старый черт! А что вы ответили?

— Сказал, что за вас можно запросто получить не шесть, а десять верблюдов. — Ари посмотрел на солнце, которое поднималось все выше. — Скоро станет жарко. Пожалуй, лучше снять теплую одежду и убрать ее в рюкзак.

Китти осталась в синих шортах, которые взяла со склада Ган-Дафны.

— О, теперь вы ни дать ни взять — сабра!

Они поднимались по тропинке, извивающейся на южном склоне Табора. Тропинка то и дело обрывалась, приходилось карабкаться по скалам. На самых крутых подъемах Ари поддерживал Китти; было уже за полдень, когда они миновали шестисотметровую отметку.

С обширного круглого плато на вершине открывался потрясающий вид на Ездрелонскую долину. Китти смотрела на квадратные поля, на зеленые оазисы, раскинувшиеся вокруг еврейских селений, на унылые пятна арабских деревень — все это простиралось до горы Кармель и дальше, до Средиземного моря. На севере виднелось Тивериадское озеро. В бинокль можно было разглядеть Эйн-Дор, где Саул встретил волшебницу, и лысую вершину горы Гильбоа, где Саул и Ионафан пали в битве с филистимлянами.

— Горы Гелвуйские! Да не сойдет ни роса, ни дождь на вас, и да не будет на вас полей с плодами; ибо там повержен щит сильных, щит Саула…9 — проговорил Ари словно про себя.

Китти опустила бинокль.

— Что с вами, Ари? Кажется, вы ударились в лирику?

— Это все высота. Отсюда все выглядит таким далеким. Посмотрите — вон долина Бет-Шеан. Под ее курганами лежат остатки самой древней цивилизации в мире. Таких курганов в Палестине — сотни. Давид знает об этом гораздо больше, чем я. Он говорит, что если сейчас приняться за раскопки, то нынешние города сами превратятся в руины, пока мы эти раскопки доведем до конца. Понимаете, Палестина — это мост, по которому идет история, а вы сейчас стоите на самой середине этого моста. Гора Табор была полем сражений, еще когда люди воевали каменными топорами. Древние евреи бились здесь против римлян, арабы — против крестоносцев, гора раз пятьдесят переходила из рук в руки. Девора ударила здесь по хананеянам и отбросила их. Извечное поле сражений. Знаете нашу поговорку? Пусть бы Моисей блуждал еще лет сорок, зато нашел бы место получше.

На плато они вошли в сосновую рощу, выросшую на развалинах сооружений разных времен — римских и византийских, крестоносцев и арабов; всюду валялись черепки и куски мозаики, остатки стен.

На том месте, где, согласно Евангелию, произошло преображение Христа, где Иисус беседовал с Моисеем и пророком Илией, стояли две часовни: православная и католическая.

За рощей, на самом высоком месте горы Табор, сохранились развалины двух крепостей: крестоносцев и сарацинов. Ари и Китти с трудом шли по развалинам, пока не добрались до восточной крепостной стены на краю горы — Стены восточных ветров. Отсюда открывался вид на Тивериадское озеро и Хаттинские отроги, где Саладин разбил крестоносцев.

Добрый час просидели они на стене, и Ари все показывал места, памятные по Библии. Ветер трепал волосы Китти, стало снова прохладно.

Потом они вернулись к краю рощи и снова оделись потеплее. Ари расстелил одеяло. Китти легла, устало потянулась и сказала счастливым голосом:

— Какой чудный день, Ари! Правда, теперь мышцы будут болеть целую неделю.

Ари лежал, опершись на локоть, и смотрел на Китти. Он чувствовал влечение к ней, но не подавал виду.

С началом темноты стали подходить пальмахники группами по три-четыре человека. Тут были и смуглые сефарды, и совсем темнокожие африканцы, и блондины, и сабры с огромными усами на дерзких лицах; было много девушек — большинство стройные, с высокой грудью. Ради конспирации пальмахники обучались в разных кибуцах небольшими группами. Лишь изредка они могли повидаться с друзьями, односельчанами, подружками. То и дело раздавались восхищенные восклицания, звонкие поцелуи; пальмахники хлопали друг друга по плечам, смеялись. Это были полные энергии молодые ребята, многим еще не исполнилось двадцати.

Узнав, что придет Китти, явились Иоав Яркони и Зеев Гильбоа, которым она искренне обрадовалась.

Пришли и Давид с Иорданой. Иордана злилась, что жених уделяет столько внимания Китти, но старалась этого не показывать.