Исход

Китти внимательно вглядывалась в каждую машину. Она надеялась, что Ари тоже приедет, и ей не удалось скрыть разочарования, когда он так и не появился. Иордана следила за ней с язвительной улыбкой.

Из Форт-Эстер тайно пришли несколько английских солдат. Это были друзья, которые предупреждали село об облавах.

Целый день не прекращалось веселье. Состязались спортивные команды, на лужайке в центре селения танцевали хору, а столы, расставленные под открытым небом, ломились от угощений.

С наступлением темноты все направились в окруженный соснами летний театр, вырубленный в склоне холма. Он быстро заполнился до отказа, и сотни гостей расположились на лужайке.

Вспыхнули гирлянды разноцветных лампочек, развешанных по деревьям, детский оркестр сыграл «Гатикву», и доктор Либерман, произнеся короткую речь, открыл праздничный парад. Затем он вернулся на свое место рядом с Китти, Сазерлендом и Хариэт Зальцман.

Открыла парад Карен. У Китти сжалось сердце, когда она увидела свою любимицу на белом коне, с огромным знаменем, где на белом фоне красовалась синяя звезда Давида. На Карен были простые брюки, вышитая крестьянская блузка и сандалии. Волосы, заплетенные косичками, спускались на маленькую девичью грудь. Китти вцепилась в подлокотники кресла: Карен выглядела воплощением еврейского духа!

Неужели я ее теряю? Неужели теряю? Знамя развевалось на ветру, лошадь на мгновение закапризничала, но Карен живо справилась с ней. Она уйдет от меня, как ушла от Хансенов, подумала Китти.

Хариэт внимательно посмотрела на нее, и Китти опустила глаза.

Карен отъехала в тень, а за ней на освещенную прожекторами площадку выползли пять начищенных до блеска тракторов Ган-Дафны. Каждый тащил прицеп, груженный фруктами, овощами и первыми снопами, сжатыми на полях молодежного селения.

За тракторами двинулись утопающие в цветах джипы, грузовики и пикапы. Проехали машины с детьми, которые сжимали вилы, грабли, серпы и прочие крестьянские орудия.

Затем прогнали коров, нарядно украшенных лентами и цветами, лоснившихся лошадей с заплетенными гривами и хвостами: За ними последовали овцы и козы, а под конец дети провели собак, кошек и обезьянку. Детские мордашки светились весельем и любовью. Потом дети пронесли одежду из полотна, которую они сами соткали из собственноручно выращенного льна, газеты, которые они сами выпустили, плакаты, корзины, керамику и прочие художественные изделия, изготовленные собственными руками. Завершили шествие спортивные команды. Когда парад закончился и публика проводила участников аплодисментами, к доктору Либерману подошла его секретарь и что-то шепнула на ухо.

— Извините, — сказал он соседям, — меня срочно вызывают к телефону.

— Не задерживайся, — бросила ему вдогонку Хариэт Зальцман.

Свет внезапно потух, и на мгновение театр погрузился в темноту. Затем прожекторы осветили сцену. Поднялся занавес. Тростниковая флейта заиграла древнюю мелодию. Дети начали разыгрывать историю Руфи. Спектакль был задуман как пантомима на фоне грустной музыки.

Костюмы маленьких артистов походили на настоящие, танцы в точности повторяли медленные и томные движения времен Руфи и Ноэми. Затем на сцене появились танцоры, которые исполнили дикие, зажигательные пляски, вроде тех, которые Китти видела на горе Табор.

Как же радует этих детей воскрешение событий прошлого, подумала Китти. С каким воодушевлением они стремятся восстановить славу Израиля!

И вот на сцену вышла Карен. В публике воцарилось молчание. Карен исполняла роль Руфи. Ее танец рассказывал простую и прекрасную историю девушки-моавитянки и ее свекрови-еврейки, историю пути в Бейт-Лехем — Дом Хлеба. Историю про любовь и про единого Бога, которая ежегодно рассказывалась в праздник Шавуот с незапамятных времен древних маккавеев.

Руфь была чужая в еврейской стране, но ее потомком стал царь Давид.

Китти не отрывала глаз от сцены, когда Карен-Руфь говорила Ноэми, что последует за ней в страну евреев.

«Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом» 10.

Китти расстроилась, как никогда раньше. Карен не разубедить. Она, Китти Фремонт, здесь чужая. И всегда останется чужой. Разве может она сказать, как Руфь: «Народ твой будет моим народом»? Значит, она потеряет Карен?

Секретарь дотронулась до плеча Китти и шепнула:

— Доктор Либерман просит вас срочно зайти в его кабинет.

Китти извинилась и тихонько ушла. Поднявшись по тропе, она обернулась и еще раз посмотрела сверху на театр, где дети исполняли танец жнецов, а Карен-Руфь присела у ног Вооза. Китти отвернулась и направилась в селение.

Было темно. Она зажгла фонарик, и все равно идти приходилось осторожно, чтобы не споткнуться. Китти пересекла центральную лужайку, прошла мимо статуи Дафны. Позади гремели барабаны и плакали флейты. Китти вошла в здание администрации, открыла дверь в кабинет доктора Либермана.

— Боже мой! — воскликнула она испуганно. — Что случилось? У вас такой вид, словно…

— Нашли отца Карен, — прошептал он.

ГЛАВА 8