Исход

Шептун было хотел ему что-то сказать, но просто махнул вслед рукой. Буквально через пару минут Гунн-Терр вернулся.

– Что будем делать? – Лицо воина оставалось таким же невыразительным, как и нависающие со всех сторон гранитные глыбы.

– Схрона больше нет, – в голосе Шептуна прозвучали виноватые нотки. – Вниз нельзя. – Он беспомощно развел руками.

– Пойдем по скалам, – уверенно произнес альвар. – Как вы их зовете?

– Костяной хребет, – непонимающе пробормотал Шептун. Потом встрепенулся: – Но как? Это же невозможно!

– Да? – Гунн-Терр огляделся. – Ждите меня здесь!

Альвар закинул перевязь с мечом за спину и с завидной ловкостью принялся взбираться по почти отвесной скале. Вскоре он скрылся за темнеющим наверху каменным уступом. Оставшиеся, не сговариваясь, встали в круг, спина к спине. Люди напряженно вглядывались в окружающий их полумрак.

Снизу доносилось прерывистое разноголосое уханье, то и дело заглушаемое протяжными завываниями. Пару раз слышался нарастающий треск, живо напомнивший Нику стрекотание тварей на маяке. Создавалось впечатление, что они уже где-то совсем рядом и вот-вот темнота наполнится рубиновым светом немигающих глаз. Воображение тотчас же услужливо нарисовало зазубренные хитиновые клешни, в унисон отбивающие смертельную дробь.

Ник несколько раз глубоко вдохнул до боли в легких. «Так, это совершенно никуда не годится! Надо успокоиться и взять себя в руки!» Когда легкое головокружение от переизбытка кислорода прошло, он смог рассуждать логически. «Понятно, что бестии пока далеко внизу. Звуки усиливает узкая расщелина, по которой мы все пробрались сюда». Вот что действительно сейчас на него давило, так это звенящая тишина сверху, со стороны разоренного схрона. «Что за гадость пожрала этих несчастных?» Ник вспомнил мертвого смотрителя маяка, из груди которого рос самый настоящий куст, и опять еле подавил подступивший к горлу спазм. Он готов был сражаться лицом к лицу с полчищем желтобрюхов и им подобным тварями. Но нечто, превращающее человека в биомассу для выращивания цветов, вызывало труднопреодолимый ужас.

В памяти всплыл рассказ отца о загадочной форме жизни, встреченной земными разведчиками на далекой планете Ганимед. Первая экспедиция радостно сообщила в Центр, что найден еще один мир с пригодной средой обитания. Началась полномасштабная подготовка к колонизации. Но дальнейшие события показали, что не все так просто.

Большая часть поверхности планеты была испещрена озерами разной величины, глубины и плотности. На радость экзобиологам, органических соединений в них присутствовало хоть отбавляй. В зоне экватора псевдоозера напоминали кипящий бульон, к полюсам же застывали желеобразным киселем. Исследователи недоумевали, почему жизнь не эволюционировала в более сложные организмы, несмотря на столь благоприятные условия. Вскоре ответ был найден. При трагических обстоятельствах, унесших три человеческие жизни.

Дежурный по базе, просматривая очередные сводки зондов-картографов, обратил внимание на маленькое несоответствие. В самом центре Бульона Петри, как с чьего-то легкого словца окрестили одно из крупнейших озер на планете, образовался участок суши необычной формы. Это было странным, потому что приборы не зафиксировали даже мало-мальской сейсмоактивности в данном районе. Дежурный перепроверил данные и, убедившись, что еще накануне никакого острова там и в помине не было, передал информацию начальнику базы Ивану Громову, приложив так озадачившие его аэроснимки местности.

Громов в этот момент был занят. Инженеры-волновики проводили последнее тестирование нуль-платформы. База готовилась перейти в онлайн-режим приема необходимого оборудования. В наладке нуль-связи так или иначе были задействованы практически все службы станции. Поэтому вызов переходил все ниже и ниже, пока не переадресовался трем скучающим экзобиологам.

Это были молодые аспиранты, недавно прибывшие на Ганимед с бессмысленным, на их взгляд, заданием своего научного руководителя профессора Альберта Семеновича Перельмана, заведующего кафедрой экзобиологии института Луи Пастера. Исследуя пробы «бульона», доставленные на Землю с Ганимеда, он заметил некие странности в реакции органических соединений на внешние раздражители. Поначалу профессор хотел все списать на неправильное хранение и транспортировку образцов, но прирожденная щепетильность и не утерянная за долгие годы работы любознательность перевесили сомнения. Он решил перепроверить результаты еще раз.

Аспиранты сразу по прибытии на планету взяли новые образцы, провели комплекс исследований, предписанный им Перельманом, но ничего интересного не обнаружили. И вот уже вторую неделю маялись в томительном ожидании, когда уже наладят нуль-туннель и можно будет, наконец, вернуться в привычное лоно цивилизации.

На базе, по их общему мнению, царила чуть ли не военная диктатура.

Любое передвижение за ее периметр строго регламентировалось.