Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

И вроде бы как ситуация разрешилась благополучно и сэры могут пойти выкурить по трубке табаку, а Анна, наконец-то, привести себя в должный порядок (в самом деле, сколько можно своим раздетым видом нервировать сэра Баламута, которому может быть неприятно видеть, как его новый друг, не представившийся сэр, смущается при виде всего того, что она тут выставила напоказ), но стоило этим великолепно себя чувствующим сэрам посмотреть на Анну, на которой от злости лица нет, где она переполненная негодованием на обоих сэров, не сводит своего взгляда с подвязки в руках сэра Баламута и совершенно не понимает, зачем она ему (хотя, конечно, догадывается, – леди Гамильтон задарить, – но сейчас, когда на ней чулок нет, она об этом с него спросить не может, а тот, что за невыносимый сэр, этим пользуется), как их и понесло в раскатистый смех.

А у Анны на фоне этого смеха закатилась своя смешливая истерика, которая привела к тому, что с неё начало сползать ночная рубашка и оголяться то, что вывело из себя сэра Баламута, вынужденного задержаться в спальне с леди Анной, которой, по словам сэра Баламута, срочно потребовалась хорошая трёпка, – сам видишь, какая невыносимая стерва, – в результате чего он пошёл на негостеприимный шаг и отправил не представившегося сэра одного на веранду, в одиночестве курить трубку.

Но мы слишком отвлеклись, углубившись в исторические аналогии и пора бы вернуться к нашим по особенному знакомцам, кто на дух не переносит всех этих джентльменов, из-за их не знающей меру удержи себя представлять и представляться. И при этом все эти джентльмены терпеть могут лишь только одно, когда только одни джентльмены о себе много возомнят и, перечисляя своих предков достижения, представляются. А спроси ты их о том, что они сами из себя представляют, то они и понимать вас уже перестали, носом от вас воротя, – я только свой йоркширский терьер понимаю и ко мне с вашим непонятным языком не следует подступаться. Я всё равно ничего не пойму и звать вас предпочитаю не знать и обходить стороной.

В общем, эти наши знакомцы были далеко не джентльмены и, скорей всего, поэтому, они были не понимаемы джентльменами, так же как и они ими, – понять не могу всех этих джентльменов, а в ответ звучит своя аналогия: понять не могу всех этих не джентльменов, что б свет на них всех клином сошёлся. – Ах, так! – всё-таки иногда, когда джентльмены себе такие спектрально-лучевые фокусы позволяют, они и не джентльменами понимаются. А как понимаются, так им и идёт ответка. – Да что б ты всю жизнь одной своей постной рожей в зеркало восторгался и на одной овсянке жил! – А джентльмен и не поймёт, как не джентльмен узнал о его скрытых желаниях. И если первая часть пожелания в сторону джентльмена нисколько его не задела и была принята как должное, то вот второе пожелание, которому придерживаться не всем джентльменам посредствам, так проредило ряды джентльменов, что они все повывелись и теперь их и не встретишь.

Ну а мы всё-таки, хоть и со второй попытки, попытаемся вернуться к нашим собеседникам, довольствующихся теми знаниями друг о друге, которые были все на виду и больше домысливались самими. Ну а простого «ты» вполне было достаточно, чтобы обратиться друг к другу и не быть им проигнорированным.

– Надо подумать. – Говорит в ответ тот «ты» у кого спросили (спрашивающий был также молод, так что использовать для обозначение одного из них «молодой человек» будет не совсем корректно).

– Подумай. – Говорит тот, кто спросил.

– Есть своя вероятность. – После короткого размышления, со своим беглым, зрительным пробегом по окнам здания напротив, сказал спрашиваемый.

– И какая? – следует вопрос.

– Немалая.

– А я вот скажу более уверенно, – ответил спрашивающий, – ставлю 99.9% на то, что любой из сейчас на нас смотрящий человек из этого здания, с этой процентной вероятностью заблуждается на наш счёт и путается. И первый шаг к этому ошибочному пониманию нас, это то, что любой человек сейчас на нас смотрящий, находится в своём напротив положении, в зеркальной противоположности от нас. Где для него наше левое является правым и наоборот. И вот эта, даже не ошибка, а скажем так, его точка зрения на нас, в итоге и приведёт к его заблуждению насчёт нас. – На этих словах он, если смотреть на окружающий мир с его точки зрения и пространственного положения, то находящийся слева от своего собеседника, с вызовом посмотрев в сторону здания, откуда по его убеждению, наверняка, сейчас кто-нибудь да смотрит в эту сторону, поднимается на ноги и начинает разминать ноги, прохаживаясь вдоль скамейки.

В свою очередь тот, кто остался сидеть на скамейке, сейчас оставшись в одиночестве сидеть, если за ним сейчас наблюдали, уже не мог претендовать на своё пространственное позиционирование в координатах сторон, его теперь было нельзя назвать ни тем, кто сидел слева, ни тем, кто сидел справа. Единственное, что к нему сейчас подходило, так это наименование: одинокая точка в бесконечном пространстве времени.