Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

И всем тут начинают вспоминаться до сегодняшнего дня несущественные детали в поведении Аввы, и разные мелочи, которые он на некоторое время позаимствовал у них. И если сложить все эти мелочи вместе, то это уже никакая не мелочь, а тут целое состояние выходит (так на практике реализуется принцип нахождения целого через первоначальное его разделение на мелкие части). А вот куда собрался деться с этим состоянием Авва, то это не вопрос для человека с состоянием – да за тот же горизонт, где его потом только и видели. – Так вот почему Авву так интересовал вопрос расстояния до горизонта! – осенила догадка всех вокруг людей. – Для его расчётов, как нас тут всех кинуть в неоплаченном долгу, нужны точные цифры. – И озарённые этим открытием подлой сущности Аввы люди, так цепко в спину Аввы посмотрели, а руки у них сжались в кулаки, что у Аввы спина вспотела, так его обдало жаром.

Правда среди этого общего мнения на Авву, нашлись и не так крепко на его счёт думающие люди. И им такой ход мысли Аввы в некотором роде показался заманчивым и в чём-то даже логичным. – А Авва не такой уж и простак. – Подумали эти не крепкие умом личности, с досадой также подумав, как они так неразумны и нерасторопны как этот Авва.

А Авва и сам понял, что сболтнул лишнее, и теперь судорожно соображал, как отговориться от обвинений в отступничестве, которые непременно возникнут. И при этом ему соображать нужно немедленно, а иначе …Он сам знает, что с ним будет. – Я это…думал…– сбиваясь на слова, было заговорил Авва, но на этом всё, Моня его в одно своё вопросительное замечание заглушает. – Ах, вон оно что! Он у нас сам думал. Ну, тогда понятно. Только одно непонятно, как это тебе разрешили так разбрасываться мыслями. Ведь у вас в семье есть, кому думать? – от души рассмеялся Моня, к чему тут же присоединилось огромное количество его сторонников. А вот у этого расчетливого Аввы сторонников не было и ему пришлось в одиночестве быть осмеянным.

– А теперь серьёзно. – Утихомиривает смех Моня и, обведя взглядом толпу своих сородичей, остановившись в конце на Авве, пускается в объяснения. – Пустыня, по которой мы все с вами идём, помимо всех трудностей, которые встают на нашем пути и которые мы мужественно преодолеваем, наиболее опасна своими миражами. Которые стараются манипулировать нашим сознанием и направляют наше разумение на ложный путь. И все эти расчёты, которые нет, да и возникнут в наших головах, всё пустая трата времени. И указанный мной горизонт, нельзя определить простым визуальным образом, для его узнавания требуется иной подход. – Моня сделал необходимую для себя паузу, чтобы продохнуть. Затем приподнялся на примеченный им рядом бугорок и, указав рукой внимающему ему народу на бесконечность пустыни вокруг, заговорил:

– А так как всё вокруг подчас иллюзорно и нельзя быть полностью уверенным в том, что видимость указывает твоим глазам, то в этих условиях нужно полагаться на образное восприятие окружающего мира. Где наша реальность будет определяться из двух констант – действительности, которая может себя подтвердить путём осязания, и нашего домысливания на основе нашего доверия к этой реальности. – На этом месте Моня присаживается, зачерпывает в руку горсть песка и, пересыпая песок из одной руки в другую, продолжает свой рассказ. – И если этим новым, образным взглядом посмотреть на эту пустыню, то она представится нам в образе песочных часов. А горизонт, так не дающий нам покоя, это образно, узкое горлышко, через которое пересыпается песок из одной чаши часов в другую. И как только чаша нашего терпения переполнится, то тогда мы и придём к нашей конечной цели. – Моня досыпает весь песок из одной руки в другую, и, держа эту руку с песком, поднимается на ноги. После чего он опять окидывает взглядом собравшийся напротив него народ и спрашивает его:

– А теперь давайте ответим себе на вопрос. Переполнилась ли наша чаша терпения или ещё нет? – Моня целеустремлённо смотрит на Авву, который уже и не хотел больше влезать в большую политику, но сейчас он оказался на её переднем крае и этот взгляд на него Мони, требует от него ответа. Ну и Авва, в свойственной ему манере, как всегда себе на уме и он не прислушивается к общему мнению и людскому настрою, – а там, в общих рядах нет разброда во мнениях, а все как бы сплотились в своей поддержке Мони, – вместо того чтобы выразить, если не полную поддержку Моне, а хотя бы придержаться нейтралитета, – ты, Моня, нас сюда завёл, тебе нас и выводить отсюда, – начинает задаваться вопросами.

– И как это понять? – прямо зубы у кого-то скрипят от такой упёртой настойчивости Аввы. Ну а у Мони такая предсказуемость и последовательность Аввы в отстаивании своих глупостей (по другому Моня не может назвать то, что сейчас делает Авва), вызывает свою симпатию, – это неплохо, когда знаешь, чего от человека ждать, – и он больше не делает его посмешищем, а относится к нему с пониманием – ничего не вижу плохого в том, что человек, прежде чем брать на себя, может быть, неподъёмные обязательства, хочет во всём разобраться.