Сидя у себя в кабинете, Петр Алексеевич взирал на стену. Там на всю ширину и до самого пола располагалась карта материка. На ней красными пятнами разной интенсивности цвета были указаны места заражения «джедом». Информация была устаревшей – делать отметки на карте перестали уже после второй волны. Но и того, что было, хватало, чтобы понять – ситуация была страшной. Заражено все. Нет практически ни одного не помеченного места. Кроме «Купола», конечно же.
Петр Алексеевич криво ухмыльнулся, нажал на кнопку вызова.
Чрез пять минут в комнату вошел Своркин. Рыжий, невысокий, он за эти три года словно еще больше уменьшился в размерах. До этого круглое, все в веснушках лицо сильно осунулось, кожа обтянула череп, а глаза стали водянистыми и словно вылезли вперед.
– Вызывали, Петр Алексеевич? – спросил Своркин, входя в кабинет и морщась от приторного запаха ландышей.
– Вызывал, – кивнул тот. Спросил первое, что пришло в голову: – Как там обстановка с фильтрами?
– С какими? С воздушными?
– С воздушными.
– Пятый – на очистке, первый, второй и третий работают в штатном режиме. Четвертый выведен из резерва и запущен – до прочистки пятого. Думаю, к обеду управимся. Параллельно начали промазку подшипников вспомогательного оборудования – многие с верхнего сектора жалуются на вечерний шум и вибрацию.
– Хорошо, – не слушая его, рассеянно произнес Петр Алексеевич. И вдруг, взглянув подчиненному прямо в глаза, спросил: – А с людьми что?
– Что с людьми? – не понял Своркин. – Обслуживающий персонал чувствует себя хорошо, ходят на осмотр каждый…
– Я не об этом, – сморщился Петр Алексеевич.
– А о чем?
– Про наших жителей. Что-то происходит. Я это чувствую. Зреет какое-то недовольство. Понимаешь? Какое-то напряжение.
Своркин тряхнул головой, улыбнулся.
– Ну что вы! Это вам кажется.
– Не кажется, – с нажимом произнес хозяин «Купола». – Что-то есть. Только не могу сказать точно. Пока не могу.
Своркин задумался. Потом медленно заговорил:
– Может, и в самом деле есть напряженность. Но она понятная. Не каждый смог оплатить присутствие своих близких на «Куполе». Вспомните, только тридцать процентов людей внесли оплату за свои семьи. Еще сорок – только за своих жен и мужей. Кто-то за любовниц, хех! Но есть и те, кто платил только за себя. Их понять тоже можно – они до конца не верили в такой вариант исхода. А он вот случился. У этих людей, у этих одиночек, все близкие там, за периметром, остались. Поэтому и переживают.
– А что переживать? Умерли уже все, – произнес без всякой злобы Петр Алексеевич.
Ему и в самом деле было искренне непонятно это переживание – ведь и так понятно, что случилось, и произошедшего не изменить. Так чего горевать?
Своркин сморщился. Продолжил:
– Поэтому и напряжение некоторое есть. Но это пройдет, не переживайте. Рано или поздно, но пройдет. Отвлекутся на других, переключатся. Вон уже и уборщиц несколько к себе в каюты забрали – якобы убираться некому. Мы уж строго, по уставу, но они добровольно, по любви, говорят, хех!
Петр Алексеевич задумчиво посмотрел на Своркина, покачал головой:
– Нет. Не в этом дело. Что-то другое.
– Да что может быть другое? – нервно хохотнул Своркин. – Не может быть тут другого. Да, есть, конечно, нервозность и на сокращение пайков. Но ведь тоже вынужденная мера, все это прекрасно понимают. В первый год обжирались, а теперь, когда провизия сократилась на складах, не сильно хотят аппетиты умерить.
Петр Алексеевич задумчиво кивнул.
– Разрешите выдать за ужином дополнительную порцию виски людям – и все как рукой снимет! – весело продолжил Своркин. – Никакого напряжения, только веселье. А можно чего и покрепче. В запасах седьмого склада есть еще веселая пыль, могу выдать, если разрешите.
Петр Алексеевич не ответил.
Некоторое время молчали. Своркин следил за хозяином, не смея сказать что-то еще. Повадки Петра Алексеевича, выученные за долгое время, подсказывали – сейчас лучше не лезть. Переждать.
– Вот что, Своркин, – наконец произнес хозяин. – Потрись среди людей, послушай, кто что говорит, кого что беспокоит. Ненавязчиво, просто будь рядом. Народ молчать не будет. Все равно все сидят в саунах или кухнях и обсуждают – вполголоса, наедине. Но говорят, а значит, мы должны знать, о чем говорят. Выясни настроения. И докладывай мне. Каждый день. Слышишь?
– Хорошо, – кивнул Своркин, низко поклонившись. – Могу идти?
– Иди, – бросил Петр Алексеевич, вновь возвращая взгляд на карту.
Своркин тихо фыркнул, вышел из кабинета.
Глава 3. Пораженный
– Как это – три года назад? – Максим удивленно глянул на парня, улыбнулся. – Разыгрываешь меня?
Но судя по выражению Егорки, тот не шутил.
– Нет, не разыгрываю.
– Что за ерунда?! Три года назад… Нет, ты явно что-то путаешь.